Хроники неотложного - [64]

Почему-то именно это никому не дает покоя.

— А если бы у вас на Камчатке рюкзак украли?

— Вернулся бы в Питер с Камчатки.

— «Никогда не сдавайся!», да?

Нехорошо так, с издевочкой. Ви-ай-пи, блин. Вери импотент. Надменные, как верблюды, а сами, при случае, даже воблу почистить не могут, мучают ее, как я не знаю…

— Именно так, Ян. Вот что мне всегда нравилось в америкосах, так это никогда не сдавайся! У нас, к сожалению, это редкость. Наши даже таблетки по четвертинке глотают — на всякий случай, чтобы чего не вышло.

— Ну, не все же такие крутые.

То ли уколоть хочет, то ли польстить.

— Дело не в крутизне, дело в ментальности. У них — никогда не сдавайся, у нас — а все равно ничего не выйдет! У них — сделай или сдохни, у нас — а почему я должен? Кто виноват? что делать? и: а почему я должен? Безволие, инертность, заведомая обреченность. Чтоб самому решение принять — рубите, я отвечаю! — фиг!

Свернули с пляжа, набрали воды. Пошли к трассе. Навалилась жара. По обе стороны от обочины тянулись кривульки виноградной рассады.

— Смешные, правда?

Она пожала плечами и стянула джемпер, оставшись в короткой, по грудь, маечке. Золотое колечко в пупке; смуглая, гладкая кожа; край джинсов охватывает мышцы на животе.

Пока шли, она не проронила ни звука. Дошла и села в тенечке с бутылкой между колен. Ждет, пока я ей машину поймаю. Княжна, елки зеленые. Джозиана де Сент Шантеклер.

Я тормознул первую.

— День добрый, уважаемый. Подвезите по трассе, пожалуйста. Мы сами в Алушту, но с вами сколько по пути.

— А шо вы платите?

— Да, честно говоря, ничего. У нас денег нет, на попутках едем.

— Не-е, я так не могу.

Уехал. Остановился второй.

— Здравствуйте, подвезите в сторону Алушты, пожалуйста.

— А куда вам?

— Нам в Алушту, только у нас денег нет.

Закрыл дверь, тронулся.

— У вас действительно денег нет?

Есть. Десятка на крайняк.

Продолжения не последовало; она просто спрашивала, есть ли у меня деньги, не опускаясь в вопросе до скрытой просьбы.

Подрулил еще один.

— В Алушту?

— Да.

— Шо платите?

— Денег нет, на попутках едем. Возьмете?

— Шо, совсем не платишь?

— Совсем.

Он немного поосознавал этот факт.

— Шо, даже на бензин не дашь?

Я развел руками.

— Ну-у, у нас таких не подбирают. Год тут будешь стоять.

— Едва ли.

— Ты шо, сынок, кто ж тебя бесплатно возьмет: сорок километров, бензин, дорога…

— Так, отец родной, давай так: да — да, нет — нет. Нет — скатертью дорога, не занимай место.

Обиделся, отвалил.

— А вот вам, Яна, национальный крымский вопрос: а шо вы платите?

— Они правы. Без денег далеко не уедешь.

— А вот посмотрим.

Следующему я голоснул по-западному, большим пальцем, и тот, крутанув руль, припечатал легковушку к обочине.

— Путешественники?

— Путешественники.

— Садись. Куда едете?

— В Алушту, а оттуда на Демерджи.

— До Малореченского, идет? Полдороги примерно.

— Конечно.

Тронулись.

— А я смотрю — не по-нашему голосуют, значит, думаю, автостопщики, по телику видел. Москвичи?

Я посмотрел на нее в зеркало. Она отвернулась.

— Питерские.

— Давно путешествуете?

— Да не очень.

— Поня-а-атно. Где были?

— Коктебель, Кара-Даг, Судак, Новый Свет.

— А сейчас, значит, на Демерджи?

— Нуда.

Он запустил руку в карман позади сиденья.

— Держи.

Бутылку пива ей, бутылку мне. «Оболонь. Свiтлое». Вкусное, ледяное.

— На Демерджи, а потом?

— В Симферополь, горами, — На Демерджи советую через Джур-Джур идти.

— А это что?

— Джур-Джур? Водопад. Село Генеральское. Я сам оттуда, могу подвезти. От него на Демерджи тропа начинается — к вечеру будете. Хотите?

— Еще бы. — Я поднял глаза на Яну. Она упорно отводила взгляд, словно кондуктор от проездного. Ну, бука!

Море перемещалось: опускалось, поднималось, возникало перед глазами и уползало далеко за спину. Уши закладывало. Шоссе петляло, складываясь пополам; обочина обрывалась в рыжую вертикаль; деревья внизу казались нестрашными щеточками. Впереди, ощупывая серпантин, осторожно переваливался автобус. Навстречу ему, отдуваясь, полз еще один. Между ними, оскорбительно и небрежно, протискивались легковушки. Некстати взявшийся лесовоз пытался спускаться, виновато мигая пыльными стоп-сигналами. От него держались подальше — прицеп с кипой досок доверия не внушал. Над гудроном мерцало прозрачной дрожью, дорога на взлете упиралась в ультрамарин, белевший в голубой дымке маленькими кубиками Алушты. В окне пел ветер.

— В отпуске?

— Не, по больничному закосили.

— А где работаете, если не секрет?

— Фельдшерами на скорой. — Я протянул руку. — Феликс.

— Равиль.

— Очень приятно. А это Яна.

Ей не понравилось, я почувствовал. И пиво свое она тоже не откупорила. Горда!

— И как у вас на скорой, Феликс, нормально платят?

— Когда у нас нормально платили, Равиль? Дважды в месяц перед государевой ширинкой на колени встаем.

— Оттого, наверное, и попутками путешествуете?

— Конечно.

— И у нас то же. Пашешь тут, пашешь…

Благородным разговоры смердов досадны — Яна скучала. Равиль поиграл кнопками, поймал станцию. В эфире, мучая «Поручика Голицына», надрывался Малинин. Тоже, говорят, князем заделался, страдалец.

Нырнули с горы, повернули и опять в гору, по-над рекой и чайными полями. Справа, прямо из леса, вырастало плато: голый камень отвесных сбросов, пологие скаты, зелень листвы у подножия.