Хроники Маджипура - [58]

Часто он задерживался здесь всего на несколько минут, пока определял, что не найдет сегодня ничего нового, чтобы двигаться дальше по дороге знаний.

Иногда с утра он быстро вызывал и обрывал по восемь, десять, пятнадцать записей. Разумеется, он знал, что каждая душа таит в себе целый мир, но не каждый такой мир одинаково интересен. Он искал способ открыть что-то новое, и иной раз делал неожиданные находки, например, человека, полюбившего Изменяющего Форму.

Излишество изгнало художника Териона Нисмайла из хрустальных городов замковой Горы в мрачные леса западного континента. Всю жизнь он прожил среди чудес Горы, путешествуя, согласно требованиям своей профессии, по пятидесяти городам, и каждые несколько лет менял роскошь одного города на чудеса другого. Он родился в Дундилмире, и на первых его полотнах запечатлелись сцены Сверкающей Долины, буйные и страстные от вложенного в них пыла юности. Затем он прожил несколько лет в поразительном Канзилайне, городе говорящих статуй, потом во внушающем благоговение Сти, от одного предместья которого до противоположного было не меньше трех дней пути, побывал в Галанксе, расположившемся почти у окраины Замка, и пять лет провел в самом Замке, где создавал картины придворной жизни Коронала Трэйма. Его полотна высоко ценились за холодную сдержанность, изящество и совершенство форм, отражающие высшую степень совершенства пятидесяти городов. Но, тем не менее, красота этих мест со временем перестала трогать душу и чувства художника, и когда Нисмайлу стукнуло сорок лет, он начал сравнивать совершенство с застоем, и не мог смотреть на свои самые знаменитые работы. Душа требовала непредсказуемости, преобразования.

Высшей критической точки, наибольшей глубины кризиса он достиг в садах Толингарского Барьера, удивительном парке, раскинувшемся между Дундилмиром и Стипулом. Коронал заказал ему набор картин о садах, чтобы украсить беседку из ползучих растений, выстроенную у края Замка, и Нисмайл услужливо проделал долгое путешествие вниз по склонам колоссальной Горы, прошел миль сорок по парку, выбирая подходящее место для работы, и установил мольберт на Кавказском Мысу, где сады уходили вдаль гигантскими зелеными симметричными завитками. Он бывал здесь еще мальчишкой. На всем Маджипуре нельзя было найти места более безмятежного и опрятного.

Толингарские сады состояли из растений, роскоши в удивительной чистоте и опрятности, руки садовников никогда не касались их, они сами росли в грациозной симметрии, регулируя промежутки между собой и подавляя всю близлежащую траву. Когда они роняли листья или считали необходимым избавиться от засохшей ветви, внутренние ферменты быстро разлагали сбрасываемый материал, превращая его в полезный компост. Этот сад основал Лорд Хавилбов более ста лет назад. Его преемники Лорды Кенете и Сирран продолжили и расширили программу генетически управляемых преобразований, и в царствие Лорда Трэйма задумка была завершена, и окружающее, казалось, застыло навечно. Это было само совершенство, которое и решил запечатлеть Нисмайл.

Он стоял перед пустым холстом, глубоко и спокойно втягивая легкими воздух, как всегда, когда готовился войти в транс. А потом в одно мгновение дух его, отрешившись от сознания, впитал в себя единый миг уникальности видимой сцены. Художник обвел взглядом нежные холмы, поросшие кустарником с изящными иглами листвы, и волна ярости захлестнула его. Он затрепетал, пошатнулся и чуть не упал. Этот замерший пейзаж, это чистое и прекрасное место, этот непогрешимый и бесподобный сад – все это не нуждалось в нем. Все это само по себе было неизменным, как картина, так же застыв в своем невидимом ритме до конца времен. Как страшно и как ненавистно! Нисмайл пошатнулся, прижав ладони к вискам. Послышался удивленный шепот сопровождающих, и, открыв глаза, он увидел, что все в ужасе смотрят на почерневший, покрывшийся пузырями холст.

– Снимите! – закричал он и отвернулся. Все сразу пришло в движение, люди суетились, а в центре их группы замер Нисмайл, похожий на статую.

Когда он вновь смог заговорить, то сказал спокойно:

– Передайте Лорду Трэйму, что я не смог выполнить его поручение.

За день он купил в Дундилмире все необходимое и отправился в долгое путешествие вниз к обширным и жарким заливным лугам реки Иоайн, там сел на баржу и долго-долго плыл по медлительным водам к Алайсору, порту на западном побережье Алханроеля, откуда после недельного ожидания добрался до Нуминора на Острове она, где прожил месяц. Затем он сел на корабль паломников, шедший в Пилиплок, город на диком Цимроеле. Он был убежден, что Цимроель не будет угнетать ни изящной красотой, ни совершенством.

Здесь насчитывалось всего восемь-девять городов. Чаще всего небольших, а все внутренние земли континента оставались дикими и малоисследованными именно туда Лорд Стиамот переселил метаморфов после их окончательного поражения четыре тысячи лет назад. Человек, уставший от цивилизации, мог бы восстановить душевные силы в таком окружении.

Нисмайл не питал иллюзий и ждал, что Пилиплок окажется грязной дырой, но, к его удивлению, город был древним и большим, построенным по четкому математическому плану. Такого безобразия, никоим образом не освежающего душу, художник не потерпел и двинулся на речной барже вверх по Цимру. Он оставил позади огромную Ни-Мойю, прославленную даже среди обитателей других материков, но в городе под названием Верф он, подчинившись порыву, покинул баржу, нанял фургон и отправился в леса на юге. Забравшись в окружающую дикость настолько глубоко, что нигде не осталось следа цивилизации, он поставил хижину возле быстрой темной реки; к тому времени прошло три года, как он покинул Замковую Гору. Всю поездку он держался особняком, заговаривая с другими только по необходимости, и совсем не писал.