Хроники Израиля: Кому нужны герои. Книга первая - [43]
Война не разразилась. Но отсутствие у нового лидера хоть какой-то позитивной программы усугубило кризисное состояние, в котором находилось общество. Нация, получившая столь слабого вождя, утратила, что называется, чувство внутреннего ритма.
Что нам осталось от тех лет?
Яркая вспышка Энтеббе[27] — и ничего больше.
Стоит ли удивляться? Через несколько месяцев после того, как Рабин сел в кресло Бен-Гуриона, он заявил:
— Мы должны отдавать себе отчет в том, что не можем изменить политические реалии. Что поделаешь! Европа зависит от арабской нефти, военный потенциал арабов увеличивается. Поэтому основная задача Израиля должна заключаться в выигрыше времени.
«Не страшны дурные вести, мы в ответ бежим на месте. Бег на месте — общепримиряющий» — вот и все, что смог предложить Рабин.
Да что же это за странная политическая программа, сводящаяся к тому, чтобы сидеть сложа руки? Тот, кто не надеется изменить политические реалии, не должен браться за руль.
Рабин взялся и очень быстро оказался в положении купеческого сынка, промотавшего отцовское наследство.
Пятнадцать лет понадобились ему, чтобы вновь пробиться к вершине власти. На сей раз — с программой революционного прорыва к всеобъемлющему миру. Плохой или хорошей, это иной вопрос.
Сагу о Рабине нужно начинать с 1 марта 1922 года. В этот день в Иерусалиме, в семье Нехемии и Розы Рабин (Робичевых) родился мальчик, названный Ицхаком. Отец Нехемия отличался рыхлостью характера и спокойной, созерцательной душой. В доме всем заправляла мать Роза, урожденная Коган, женщина энергичная и властная, преданная сионистским идеалам и настолько погруженная в общественную деятельность, что для семьи почти не оставалось времени. Отец, служащий Электрической компании, тоже редко бывал дома.
Но дети все же не росли, как сорняки у забора. Роза ввела в семье железную дисциплину. Ее власть над членами маленького семейного клана была безграничной. Ей, а не отцу посвятил Рабин большую часть своей книги «Отчий дом».
«Мы с сестрой, — вспоминает Рабин, — делали все домашние работы: застилали кровати, сами стирали, готовили, убирали. Один из принципов мамы я очень не любил. Она считала, что еду нельзя выбрасывать. И то, что мы с сестрой не съедали утром, оставалось нам на обед».
Годами Нехемия вел с женой борьбу за то, чтобы она позволила купить маленький холодильник. Роза ненавидела роскошь, презирала излишества, но была амбициозной.
— Если ты не будешь первым, — говорила она сыну, — то я буду считать, что ты последний.
Роза была из тех женщин, что «в горящую избу войдут». А «коня на скаку» она и впрямь остановила.
«Не помню уже, какой шел год, но было мне тогда лет шесть, — вспоминает Рабин. — В одно весеннее утро мама разбудила нас очень рано и сказала: „Дети, мы идем на адлояду“. Мы с сестрой, весь год мечтавшие увидеть карнавальное пуримское шествие, знаменитую адлояду, завопили от радости. И вот мы сидим на местах для почетных гостей. Вокруг буйство красок. Мы то и дело показываем друг другу особенно смешную маску и хохочем.
Сейчас начнется адлояда. Откроют ее отцы города, гарцующие на лошадях, украшенных разноцветными ленточками.
— Вот Меир Дизенгоф, — говорит мама, — а вот…
И вдруг она срывается с места и оказывается прямо перед мордами лошадей, уже тронувшихся в путь по знаку Меира Дизенгофа. Первого коня мама хватает за узду, и все шествие останавливается.
— Ты не смеешь открывать адлояду, — кричит мама человеку, растерянно глядящему на нее с высоты конского крупа. — Ты — враг рабочего движения.
Этим „врагом“ оказывается мамин идеологический противник в то время Авраам Шапиро.
Поднимается шум. Все обступают маму, кричат.
Я растерян. Моя мама остановила всю Адлояду. Вдруг она машет рукой, легко взбегает к нам и говорит:
— Мы в этом участвовать не будем. Ицхак, Рахель, марш домой!»
Мать умерла, когда Ицхаку едва исполнилось шестнадцать лет.
Всю жизнь Рабин находился в тени женщин, охваченных необоримым зудом общественной, социальной и политической деятельности.
Мама Роза, Биба Идельсон, Двора Нецер, Голда Меир — эти «мамаши» рабочей партии Мапай, обладавшие всеми качествами, кроме женственности, оставили глубокий след в его психике. И, конечно, неизбежен был его брак с Леей Шлоссберг, обладавшей совсем иной ментальностью.
Не было в ней ни капли аскетизма, присущего вышеперечисленным особам. Как канатоходец, шел Рабин от матери, заложившей основы его характера, к жене, завершившей его формирование.
Нетрудно представить, что сказала бы мама Роза, если бы смогла увидеть устроенное Леей семейное гнездышко. Да она выскочила бы за дверь, швырнув на пол горящую спичку.
В детстве он был застенчив, болезненно самолюбив, легко уязвим. Никогда не претендовал на роль вожака в гимназии Кадури, где учился. Не любил участвовать в шалостях сверстников. Но семена честолюбия, посеянные в его душе мамой Розой, дали всходы.
Стремление к лидерству Рабин воспитал в себе благодаря матери. Ему хотелось быть первым. И он быстро нашел поле, на котором сумел выдвинуться. Учеба стала его первым полигоном. У него были способности. Он отличался прилежанием и усидчивостью. К тому же ему нравились точные науки, в особенности математика со строгими рядами чисел и логикой формул.
