Хроники Израиля: Кому нужны герои. Книга первая - [41]

— Если бы Даян не потерял глаз, то должен был бы сам себе его выбить, чтобы достичь такой популярности, — заметил по этому поводу Эзер Вейцман. Вместе с глазом Даян утратил пятьдесят процентов зрения, гордости и самоуверенности.

В 1953 году, занимая пост начальника оперативного отдела генштаба, он отдал приказ, запрещавший командирам покидать поле боя прежде, чем они потеряют пятьдесят процентов людского состава. Странный этот приказ объясняется его личной трагедией.

Лишь под сенью смерти он чувствовал, что живет полной жизнью. Войны помогали Даяну добиваться тепла, любви и признания, которых ему так не хватало в детстве.

* * *

Политика была для Даяна средством, а не самоцелью. Лишь достигнув вершин власти, он мог компенсировать себя за пережитые на заре жизни обиды и разочарования. Предательство, переходы из лагеря в лагерь, удары ниже пояса стали вехами его политического пути.

Партия Мапай отождествлялась в его сознании со всей страной, поэтому он тяжело переживал раскол 1965 года. Чувствовал себя так, словно обожаемая им мать вдруг превратилась в гулящую девку. Именно поэтому Бен-Гуриону, создавшему движение Рафи, пришлось целых три месяца ждать перехода к нему Даяна. А когда Даян все же ушел из Мапай, то ощутил жгучую потребность доказать «матери», что любит ее больше, чем Рафи. Бен-Гурион негодовал, говорил, что Даян поддерживает его лишь одной рукой.

Та же ситуация повторилась в 1977 году, когда Бегин предложил Даяну взять портфель министра иностранных дел в сформированном им кабинете. Даяну понадобилось три дня, чтобы решиться на этот шаг, но и решившись, он все же не смог полностью порвать с партией Труда. Полученный от нее мандат депутата кнессета он отказался возвратить.

И все же неправы те, кто утверждают, что в жизни Даяна не было ни одной подлинной страсти, бескорыстной и истинной привязанности.

Была. Библия.

Книга Книг играла огромную роль в его жизни. С ней он не расставался никогда, и библейские события переживал так, словно сам был их непосредственным участником. Библейская история была для него не меньшей реальностью, чем современность. Он как бы жил сразу в двух мирах. Не случайно его лучшая книга называется: «Жизнь с Библией».

Израильское общество ценило Даяна. Игра со смертью, презрение к закону, склонность к авантюрам, богемный образ жизни, любовные похождения лишь способствовали его популярности.

И Даян воспринимал всеобщее поклонение как должное. Считал, что ему все дозволено.

В личной же жизни Даян, словно продолжая семейную традицию, не дал ни тепла, ни любви своим детям. Изредка, словно по прихоти, он бывал любящим и веселым отцом. Но чаще всего дети видели угрюмого, холодного, жестокого и совсем чужого человека. Этого они не простили ему никогда. Правда, с дочерью Яэль его связывали особые отношения. Ее он любил больше, чем жену и других детей. В ней он видел себя, как его мать видела в свое время себя в нем. Ее он учил никогда не плакать, точно так же, как мать в детстве учила его.

И Яэль выросла такой же упрямой, ранимой, агрессивной и закомплексованной, как он сам.

Оставаясь верным своему характеру до самой смерти, Даян уже из могилы нанес детям последний удар. Когда вскрыли его завещание, то оказалось, что он лишил детей немалого по израильским меркам наследства в несколько миллионов долларов.

«Все остается моей второй жене Рахели, — распорядился „старый барсук“. — Дети же мои должны сами заботиться о себе, а не жить за счет мертвого…»

Яэль и младший сын Аси, сведший счеты с отцом еще при его жизни, спокойно отнеслись к этой загробной каверзе. Первенец же Даяна, Уди, заболел от огорчения а, оправившись, написал целую книгу, порочащую память отца.

С первой своей женой, Рут, Даян прожил 36 лет. Брак этот был со всех точек зрения неудачным, и, возможно, поэтому продолжался так долго. Известно ведь, что счастливые браки часто кончаются разводом, а несчастные тянутся до бесконечности.

Ушел он от Рут лишь после того, как встретил Рахель, да и то не сразу. Рахель была женой преуспевающего иерусалимского адвоката, и ее роман с Даяном длился более двадцати лет. Муж Рахели, как всегда, узнал обо всем последним, а узнав, подал на развод. Тогда и Даян развелся. В Рахели он обрел все то, что так долго и тщетно искал, переходя из алькова в альков. Материнское начало и рабскую преданность.

* * *

В канун Войны Судного дня Даян, словно испугавшийся грозы ребенок, бросился к премьер-министру, как к матери, искать утешения и защиты. Беспомощный и несчастный, ждал он спасения от властной, заряженной волевым импульсом Голды. Вместо того чтобы объявить мобилизацию и нанести превентивный удар, как этого требовал Дадо, Даян выпустил нить судьбы из дрожащих рук.

Понятно, что неудачное начало войны ввергло его в состояние тяжелейшей депрессии, подорвало его громадную волю к самоутверждению. Он, стоявший над всеми, веривший в безграничность своих возможностей, вдруг увидел себя в истинном свете: маленьким, жалким, напуганным. Кровоточило чувство гордости, безжалостно терзало душу уязвленное самолюбие. Он знал, что погибшие упрекают его. И поспешил по своему обыкновению свалить вину за просчеты войны на Шмуэля Гонена и Давида Элазара, но и это не принесло ему облегчения. К тому же Дадо вскоре умер, и Даян почувствовал себя его убийцей.