Хроники Дебила. Свиток 2. Непобедимый - [35]

Идея дурачить подобным образом пришлых вызвала у них приступы гомерического хохота и абсолютно неоправданного, с моей точки зрения, веселья. (А уж чего мне стоило уговорить их придерживаться плана, не внося в него отсебятину, типа идеи «ненастоящей» драки между мной и Бокти. Эта обезьяна обещала бить «шутейно» и убеждала меня, что тогда уж «пираты» точно во все поверят. Но меня подобная перспектива мало вдохновляла. Знаю я эти «шуточки»! Так что я отмазался, ссылаясь на рану.)

Потому-то больше всего я сейчас боялся, что коллеги не выдержат и начнут кататься по земле, как это было вчера, пугая раскатами хохота окрестных зверушек и наводя супостатов на обоснованные подозрения. Увы, простота нравов и незамысловатость местных обитателей были как плюсом, так и минусом подобных предприятий. Потому как я, например, и сам едва сдерживался от хохота, глядя на физиономию не посвященной в мои планы Осакат. На ней просто-таки сияла надпись: «Я знала, что Дебил — Кровожадная Сволочь!» Она даже пренебрегла обычаями и женской скромностью (негоже бабе поднимать голос на совете Вождей) и набросилась на меня с упреками и обвинениями, пообещав пожаловаться дедушке на мое плохое поведение. И, тыча пальчиком в мною же нарисованные фигурки мертвых детей, обвиняла меня в людоедстве и «верблюжатничестве» (в смысле, она видела, что подобным образом только верблюжатники поступают, и ассоциировала кровавую резню гражданского населения исключительно с образом аиотееков).

В общем, если бы не страх, что все сейчас начнут ржать, это нам было только на руку. Искреннее возмущение, которое не сыграть даже опытному политику или актеру, в сочетании с воспоминаниями о моих «злостных преступлениях» (куда, кстати, входил и отказ сделать ее красивой), лишь добавил воды на нашу мельницу и вогнал пришлых в еще большее уныние. Но, поскольку сдерживать смех становилось все труднее, я перевел стрелки на Лга’нхи, предложив его в качестве третейского судьи. Мол, я, конечно, желаю исключительно кровопролитий и смертоубийств, но, будучи лицом подчиненным, соглашусь с мнением Вождя.

Лга’нхи (мы вчера долго эту речь учили) сформулировал наше главное требование: «Река должна стать свободна для прохода караванов». И объяснил, что добиться этого можно двумя способами — либо тотальным уничтожением помехи, либо сделать как-то так, чтобы впредь «помеха» вела себя согласно правилам. А затем предложил разобраться с этим вопросом ко всеобщему благу. И высказался за то, чтобы заслушать мнение самой «помехи» о наиболее подходящем, с ее точки зрения, варианте развития событий.

Думаю, не надо быть гением, чтобы угадать, какой вариант выбрали бедолаги-пираты. А что еще им оставалось? Буквально только что они похоронили чуть ли не треть (а может, и побольше) всех своих воинов. Видели картину уничтожения своего главного поселка со всем населением, наглядно продемонстрированную им бесноватым шаманом, которого даже собственная сестра и соратник упрекают в излишней кровожадности. А его невероятно огромный и жуткий на вид Вождь советуется с другим, не менее огромным и жутким Вождем лишь о том, стоит ли уничтожать всех поголовно пришлых или нет, даже не ставя под сомнение свою возможность это сделать. Ребята удирали за тыщи километров от аиотееков, только чтобы жить спокойно, а тут нарвались на чудовищ, которых боятся даже аиотееки. А чтобы избавиться от них, надо лишь соблюдать некие, не самые обременительные правила.

Да ну ее на фиг, эту пиратскую романтику! Соблюдать правила, подписать гаагскую и сухаревскую конвенции, вступить в ВТО и взять ипотеку — что угодно, лишь бы подальше от этих кровожадных монстров! Вот только…

Проблем было две. Первая — мы не на тех наехали. Вернее, не совсем на тех. Собственно, как они пояснили, «пираты» не были однородным племенем. Их костяк составляли вот эти самые жители поселка. А те, кто присоединился к ним в пути, образовали свои группки и племена и двинулись дальше по реке, когда «костяк» обосновался на своей территории. Нет, эти поселковые тоже отнюдь ангелами не были. И то племя, что сидело на этом месте до них, они пустили под нож полностью, включая младенцев и стариков. Да и караван, на случай если он прорвется через сидящих выше по Реке, они грабануть были бы совсем не против. Жаль только — мало прорывалось.

А во-вторых, куда баб с детьми девать? Как местные не разгадали моего финта с мнимой картинкой, так и я долго не смог понять логики, по которой на нас повесили заботу о паре сотен вдов, дочерей и младенцев убитых нами воинов. Хотя, в принципе, все и было логичным. Жрать им чего-то надо, а кормильцы мертвы. Так что либо продолжаем двигаться преступным путем, грабя караваны, либо как-то пристраиваем вдовушек.

И вот тут-то я напрочь завис. В наших простых и примитивных степях этот вопрос решался просто и эффективно — уничтожали всех. А у прибрежных, оказывается, был немного другой обычай. Они массовых войн на уничтожение не вели. Море щедрый, но и суровый кормилец. Оно одной рукой щедро дает средства к существованию, а другой — не менее щедро забирает жизни, регулируя численность населения не хуже степных войн «за жизненное пространство», тем самым позволяя своим «подопечным» избежать излишней «давки». Да и участок берега, с которого может прокормиться одно племя, намного меньше того пространства, которое понадобится, чтобы прокормить такое же по численности племя скотоводов с их «большими братьями».