Хроники Дебила. Свиток 2. Непобедимый - [2]

Даже гребля не вносила в скуку особого разнообразия. Поначалу я, конечно, вспоминал навыки, приобретенные в Москве на все том же «Байкале» или в парке Горького, изображая из себя матерого морского волка и посмеиваясь над Лга’нхи, который то не знал куда просунуть свои длинные ноги, то пытался грести так, будто баржу с места сдвинуть хочет, от чего наша лодчонка едва не переворачивалась. Потом навыки худо-бедно вспомнил, и гребля стала рутиной, а насмешки над сухопутным приятелем приелись и стали небезопасными. Весло перестало натирать руки, на нужных местах наросли мозоли, и началась тоска.

Кажется, пешком двигаться было бы точно быстрее. По крайней мере для нас с Лга’нхи. Уж мы бы припустили, и пусть я бегаю, как черепаха, но это лучше, чем плавать, как тухлая рыбка.

А плыли мы не намного быстрее вышеозначенного объекта. В день делая, наверное, километров тридцать-сорок. Точно вдоль побережья, чуть дальше линии прибоя, но так, чтобы не спускать с берега настороженных глаз. Я разок предложил срезать путь, махнув напрямик во-о-он до того мыса, что виднеется вдали. Все ж лучше, чем уныло плестись вдоль изогнувшегося дугой берега. Эксперты-мореходы надо мной только посмеялись.

Так мы и тащились полтора месяца. Никакого разнообразия. Утром завтрак, гребля, в обед перекус холодным, гребля. Вечером вылезаем на берег, готовим горячую пищу на ужин и завтрашний день, едим, спим, утром завтрак — и дальше по списку. Изо дня в день, без всяких происшествий и приключений. И единственным «светлым пятном» во всей этой унылости стало нападение пиратов, случившееся где-то посреди нашей тоскливой экспедиции.

И слава богу, а то я уже был близок к тому, чтобы самостоятельно проковырять дырочку в нашей лодке, чтобы хоть героическое спасение и ремонт внесли какое-то разнообразие в эту тоску и унылость!

Да. Пираты. Потом шторма, не столько внесшие разнообразие, сколько добавившие скуки долгих отсидок на берегу. Сейчас я готов вспоминать о них со светлой печалью. После всего произошедшего все это кажется милыми пустяками по сравнению с тем, что из-за меня Лга’нхи потерял свой Волшебный Меч.

И ведь что самое обидное, никакой моей вины в этом не было! Ну, если только самая малость. Но там все нажрались до отключки, не я один. И Лга’нхи нажрался, и Витек, и Гит’евек, и даже Мнау’гхо, который вообще непонятно как затесался в нашу компанию.

Может, нам пиво паленое подсунули? Хотя нет, все вроде одинаковое пили. Почти полсотни человек гуляло, выхватывая кувшины прямо из рук неустанно подтаскивающих пойло служанок. Да и ужрались тоже все. Но надо же такому случиться, что именно мой кинжал утром обнаружили в груди у брата местного Царя Царей!

Типичнейшая голимая подстава! Но разве местным что-то докажешь? Про алиби, мотивы и презумпцию невиновности тут даже и не слышали. Раз кинжал мой, то и братца зарезал тоже я. А размышления типа «могли украсть, пока я пьяным валялся» для местных слишком сложная конструкция. Их логика дальше, «кто шляпку спер, тот и тетку укокошил»[2], не идет. Так что меня без особых раздумий назначили виновным. Уж лучше бы опять с пиратами подрались.

Собственно, да, пираты. Увы, никакой романтики в стиле капитана Блада или Джека Воробья. Они и напали-то не в море (и слава богу, не представляю, как можно драться в этих кожаных тазиках), а когда мы выползли на берег. Да и профессионалами в своем деле явно не были, поскольку действовали абсолютно безграмотно.

Я ведь Витька заранее расспросил насчет традиций и «шалостей» местной прибрежной публики в отношении проплывающих мимо них караванов. И он мне честно поведал, что специально ходить кого-то грабить у них вроде как не принято. Потому как с ума сойдешь дожидаться очередного каравана. Не так часто они вдоль берега плавают, чтобы всерьез наладить пиратский бизнес. А наезжать на чужие поселки? Ну можно, конечно, пару лодок стащить или еще как набедокурить. И молодежь иногда этим развлекается. Но, опять же, больше ища выход для дури, чем в качестве промысла. Другое дело, что у прибрежных, как у всех приличных людей, коли есть возможность чужого ограбить, так стыд тебе и позор, если ты клювом прощелкаешь! Неважно, рыбак ты или перевозчик: когда приспичит, все становятся малость пиратами.

— Но на такой караван, как наш, — успокоил он меня, — никто не позарится, ибо больно уж нас много.

Увы, не учел Витек новшеств, что появились в жизни всех окрестных земель после появления тут аиотееки. Эти ребята разорили немало прибрежных поселков. Многие, вроде родни Витька, подхватив невеликий, влезший в лодки скарб, ломанули подальше от этой напасти на восток. А берега моря, как известно, не резиновые, особенно учитывая, что не так много удобных гаваней на побережье. Так что вывод ясен: где-то испуганный народ просто резал друг дружку или кто под руку подвернется. А где-то сбивался в кучи, образовывая аналогии «береговых братств», которые, не будучи обремененными соседскими или родственными связями с «восточными», наводили изрядный шорох на этих берегах. Короче, разброд и шатания.

Да и местные в ответ тоже не журились и с радостью вгрызались в добычу, коли считали, что она им по зубам. Я вот, например, не спрашиваю, где были взяты лодки, на которых мы едем. Хотя Витек, облазивший каждую, уже доложил, что почти все они, судя по особенностям конструкции и племенным узорам, из разных племен и родов.