Хроники Дебила. Свиток 1. Волшебный Меч - [21]

Ну и напоследок спросил, как отнесутся к нам ее родичи, если мы ее назад доставим? Радостные уверения, что хорошо, замечательно, изумительно и так далее.

Потом еще раз пришлось втолковывать Лга’нхи, что, мол, это не чужая девка, а вроде уже как наша попутчица. Только вот беда, что слова «попутчик» в его языке не было. Там были только «люди» — свои, и «чужие» — весь остальной мир. После долгих разъяснений просто сказал, что девка теперь наша, в смысле тоже «люди», мол, — таково веское мнение духов. И этот дурень — ну просто как псина какая-то… Только-только рычал, зубы скалил и готов был в глотку вцепиться, а как сказали «Свои», так сразу хвостиком вилял и готов порвать любого, кто на своего полезет… Так что этот дурак, едва услышав, что девка «тоже люди», сразу снимает с себя какие-то висящие на шее цацки и надевает их на девчонку… Я сначала не врубился, а потом, приглядевшись, понял, что прежде эти цацки ее были. Потому как у приятеля раньше таких точно не было, больно уж качество цацек высокое. Просто до этого я как-то не обратил внимание, что в связке украшений моего приятеля завелась обнова… Тут надо объяснить, что бусики-браслетики и прочая блестящая дрянь у местных были не просто украшениями, а сплошь талисманами да оберегами (еще бы знать, чем одни от других отличаются). Только они да оружие и были в собственности у индивида, все остальное было собственностью племени. Брать чужое — это не просто не хорошо, — это большая обида духам, заключенным в цацках. С чужака можно, конечно, снимать все, что угодно, особенно если убил его собственноручно. Он сам добыча, и все, что на нем, такая же добыча. И присвоив вражью бирюльку, вроде как ставишь себе на вооружение его же духа. А вот стащить что-то у своего — дух талисмана-оберега шибко обидится и непременно отомстит. Так что Лга’нхи, уяснив, что эта Осакат не добыча, а своя, поспешил вернуть ей награбленное, после чего выжидательно уставился на меня. Расставаться с ножиком ужасно не хотелось. Пользоваться местным вариантом режущего инструмента а-ля осколок кремня было ужасно противно. Особенно бороду подрезать. А бороду тут все носили короткую, потому как длинная драться мешает, да и бегать в ней жарко. И потому местные презирающие боль воины стоически кромсали ее острыми обломками камней… Жуть!!! Да и вообще, металлический ножик — это все-таки цивилизованный инструмент, я бы с ним… Но ничего не поделаешь. Пришлось снимать с пояса и отдавать этой малявке.

А вот возвращались мы долго и нудно. Даже я отметил, что девчонка совсем не умеет бегать. Нет, не то что она там хилая какая-то или разжиревшая. Фигурка у нее была вполне себе крепенькая. Просто бегать не умела. Ходила уверенно и бойко, а вот бегать… Даже я вроде как напрягся от такой медлительности, а Лга’нхи, наверное, вообще казалось, что мы на месте стоим. Он так и перебирал ногами, словно застоявшийся коняшка… Была у меня мысль послать его за водой… Потому как возвращались мы к повозке, а там воды не было. А я уже сильно зажегся идеей поужинать сегодня кашей! Но послать Лга’нхи за водой, это то же самое, что в глаза назвать его самой младшей в нашей группе сявкой. Потому как таскать воду — это занятие для низших по званию или вообще убогих… вроде меня. Но, с другой стороны, двигаясь в «девчачьем темпе», мы до повозки еще только часа через полтора доберемся. Потом я пойду за водой, еще час-полтора… Кашу из этих зерен небось тоже с час варить… Так что лопать мы будем, когда уже луна взойдет. А все диетологи в обоих мирах (в этом мире я смело отнес к диетологам себя, ибо остальные небось и слова такого не знали) говорили, что так поздно есть вредно, а еще вреднее жечь костер, когда невдалеке вражье войско обитается… Можно сильно раздаться вширь, обожравшись, и стать короче на голову, спалившись из-за костерка… Гы-гы-гы… Кто бы шутку оценил… Ладно. Чегой-то я разнервничался. То ли из-за близости верблюжатников, сталкиваться с которыми мне как-то не очень хотелось, после того как я рассмотрел почти перерубленную шею того парня у повозки… А может, из-за приоткрывшегося окошка в мир людей куда более цивилизованных, чем мои друзья-троглодиты.

Кстати, о троглодитах.

— Лга’нхи, — с очень серьезным видом обратился я к своему спутнику. — Коли Осакат теперь «люди», — значит, ее враги — наши враги. Раз верблюжатники убили ее родича, значит, мы теперь с ними воюем. Потому ты можешь убивать их, не спрашивая разрешения… духов. (Поспешно уточнил я.) Но зря в бой тоже не бросайся, помни о нашей великой миссии… в смысле — о нашем деле. Мы должны выжить! Так духи говорят. (Хорошо, когда есть на кого всю ответственность свалить.)

А еще хочу спросить тебя как опытного воина — не следует ли одному из нас пойти на разведку и посмотреть, нет ли в округе еще этих верблюжатников? Давай я по-быстрому сбегаю, а ты пойдешь вместе с девчонкой… А я пока оббегу округу и посмотрю… Пожалуй, проверю возле реки. Им ведь надо где-то поить скотину. А заодно уж и воды принесу, чтобы пожрать приготовить…

Ну естественно, Лга’нхи чуть не лопнул от возмущения! Да как же так, я, сявка подзаборная, побегу на разведку, а он, великий воин, останется тут улиток (вернее одну улитку) пасти. В ответ я приниженно вякнул насчет воды. Но мой вяк был раздавлен сброшенным с высоты евоного величия: «Сам принесу!» «Ну чисто дите», — подумал я, глядя вслед стремительно удаляющемуся гордому воину. А потом, уловив направленный на меня взгляд, глянул на девчонку. Она смотрела на меня с большущим подозрением.