Хроники ближайшей войны - [16]

Нет нужды напоминать о том, что все репрессии тридцатых годов обосновывались именно «враждебным капиталистическим окружением», и классически четкий пример такого обоснования мы можем найти, скажем, в редкостно откровенной гайдаровской повести «Судьба барабанщика» (на что в статье к столетию Гайдара указал Е.Марголит). Все из-за той стороны, куда садится солнце. Если б не Запад, разве бы у нас так убивали своих? Троцкисты управляли вредителями из-за границы; заграница только и ждала, когда бы нас поглотить,- и война была разрешением этого нечеловеческого напряжения. Наконец-то! Более того – она была главным оправданием происходившего в тридцатые годы; без этого оправдания жизнь нескольких поколений потеряла бы смысл.

Мне, разумеется, возразят, что помимо истребления в СССР происходило столь же лихорадочное созидание. На что я рискну ответить, что истребление вовсе не было фатально, что далеко не только им обеспечивалось строительство Магнитки, метро и высоток. Напротив, рост страха приводил к тому, что советская жизнь становилась все более и более анемичной и второсортной; когда все время слишком страшно – уже скучно. Америка в тридцатые годы созидала ничуть не меньше, из депрессии вылезала бурно и стремительно – но вплоть до маккартизма никаких массовых репрессий не знала. В двадцатые годы и даже в первой половине тридцатых большая часть российского населения еще воспринимала страну как свою; коллективизация отняла это чувство у крестьянства, большой террор все объяснил горожанам. Репрессии – всегда процесс отчуждения от Родины, и нужен был поистине общенациональный стресс, чтобы эту, уже наполовину отчужденную страну в 1941 году защищать как свою. В сорок первом было понятно (правда, не всем): репрессии пока истребляют народ выборочно – при новой власти не уцелеет почти никто. Тогда, собственно, и началась война народная. После 1945 года крупных военных успехов у СССР не было, и это не случайно.

Да и война, ставшая главной святыней для советской и постсоветской идеологии, потому до сих пор и не вызвала к жизни романа, равного «Войне и миру», что очень немногие решаются признать довольно страшную истину. Во многих отношениях эта война была продолжением все той же репрессивной политики – то есть массовым истреблением собственного народа: только при таком подходе к военному делу потери обороняющейся стороны могут быть примерно втрое (пусть вдвое, по мнению официальных историографов) больше, чем потери агрессора. Даже принимая во внимание беспрецедентное количество жертв среди мирного населения – оно составляет примерно половину официально признанных потерь СССР в Великой Отечественной войне,- потерю 9 миллионов советских солдат и офицеров следует признать обоюдной виной Гитлера и Сталина. Но до признания этой вины мы доживем вряд ли.

А выиграна Великая Отечественная война была все равно не потому, что «мясорубку завалили мясом», как говаривал один фронтовик. Выиграна она была потому, что

…Все Твои заветы

Нарушает Гитлер чаще нас -

как писал Николай Глазков. Выиграна она была умом, отвагой и благородством русского солдата. Но не следует путать его добровольную и подвижническую жертвенность с тем, как из страха за собственную шкуру жертвовал этим солдатом высший генералитет.

2

Есть несколько психологических классификаций. По одной из них, как известно, все делятся на экстравертов и интровертов. Как раз для интроверта и характерна внутренняя борьба с внешними раздражителями: вместо того чтобы разобраться с ними в реальности, он вымещает злобу на себе.

По другой – все человечество делится на интерналов и экстерналов. Интерналы ищут причины всех своих бедствий и удач в себе, экстерналы – снаружи.

Интроверты и интерналы друг другу далеко не тождественны. Бывают разные забавные сочетания, и Россия являет собою самый печальный, чтобы не сказать безнадежный, синтез: интроверт-экстернал. Она вечно ищет причины своих неудач вовне и вымещает эти неудачи на собственном народе. Америка, кстати, поступает ровно наоборот и уже поэтому вряд ли может служить примером для подражания. Это тот самый случай, когда «бунты пользуют снаружи» - и вытесняют скандал вокруг Моники Левински, чуть не приведший к импичменту, небольшой победоносной войной в Сербии.

Отчего у нас получилось именно так? Чем вообще предопределено такое странное сочетание интровертности с экстернальностью? В прозе, положим, я могу себе позволить фантастическое допущение насчет двух захватчиков, периодически берущих верх над исторически пассивным, но чрезвычайно выносливым и талантливым коренным населением,- отсюда и генеральная интенция власти, ее стремление истребить как можно больше народу вне зависимости от того, под демократическими или тоталитарными лозунгами осуществляется это истребление. Но фантастика фантастикой, а сам я далеко не убежден, что варяги и хазары действительно по очереди угнетают безвольных славян, насилуя их язык и культуру. Тут дело в ином.

Интровертность есть, в сущности, синоним подпольности: не могу ничего изменить в своих внешних обстоятельствах, а потому ненавижу всех и придумываю гиперкомпенсации, мучая и растравляя себя – и извлекая самый сладкий сок, как сказано у Достоевского, именно из этого самомучительства. Откуда эта интровертность у России – сказать в самом деле затруднительно; думаю, причина в том же, в чем она и на личном, что ли, уровне. Возьмем Галковского – типичного подпольного человека, очень талантливого, очень озлобленного и страшно уязвленного своим маргинальным положением (думаю, что и на вершине литературной иерархии он чувствовал бы себя столь же уязвленным). Большего интроверта, думается, русская литература еще не производила – недаром его журнал «Разбитый компас» был журналом одного человека (и, в сущности, для одного человека же). Это был такой ЖЖ в миниатюре; интровертность и подпольность – вообще часто встречающиеся черты типичного сетевого персонажа. Думаю, для того чтобы исправить свое положение, Галковский именно слишком интеллигентен – а для того чтобы кротко и с достоинством его переносить, слишком темпераментен, слишком ярок и талантлив, слишком инфантилен наконец. Возможно, именно российская духовность, о которой так много говорили большевики, меньшевики, эсеры и все кому не лень,- служит причиной того, что у России всякий раз не хватает сил решительно утвердить себя во внешнем мире. А для того чтобы смиряться с этим положением – Россия слишком велика и обильна, и разнообразно талантлива, и самолюбива, при всей подпольности; именно сочетание духовности, более тонкой, чем европейская, с самолюбием, превосходящим азиатское,- и приводит к тому, что Россия не может занять подобающее ей место и вечно проклинает сама себя, как в «Ночном дозоре» (каковой метафоры авторы и не скрывают).