Хроника Великой войны - [53]

– Зло не остановить насилием.

– Убьем сотни и через это улучшим жизнь тысяч. Потомки погибших ещё будут благодарить нас за то, что мы не пожалели их предков и на их костях воздвигли свое справедливое владычество. Они – неразумные, противятся своему счастью. Жалкие людишки! Твари!

– Стойте, – Халхидорог, до той поры остававшийся равнодушным, вдруг перебил Гамара. – Я не люблю людей. Их солдаты тщедушны и слабы, полководцы тщеславны и, допуская промахи на каждом шагу, ничему не учатся, крестьяне и горожане готовы отступиться от своих близких и от отечества ради нескольких медяков и благосклонности сильных. Однако есть среди них избранные, достойные сравниться с гхалхалтарами.

Гамар зло ощерился:

– Позор! Когда такое говорят воители, немудрено, что наши солдаты все дни проводят в кабаках и домах людей, общаясь с ними и милуясь с их девками.

Слова задели Халхидорога за живое:

– Воины хорошо воевали. Им надо отдохнуть. А если вы видите в этом позор, то я, напротив, – пользу.

Гамар хотел возразить, однако Хамрак остановил его:

– Довольно, не спорьте. Вы же гхалхалтары. Будьте разумны.

Военачальники замолчали. Хамрак встал, подытоживая беседу:

– Грохбундер оставим в покое, а дорога на Парзи откроется через две недели…

Гамар и Халхидорог удалились от бессмертного в плохом настроении. Первый, исчерпав всю свою словоохотливость, замкнулся в себе; второй, понимая, что продолжение разговора приведет к окончательному разрыву, также молчал. Они ехали медленно, держась друг от друга на расстоянии.

***

Постепенно, видя, что гхалхалтары ведут себя спокойно, крестьяне стали появляться в трактире как и прежде. Солдаты относились к ним с легким пренебрежением, но благосклонно, как к меньшим братьям. Воины вообще обжились в деревнях и, похоже, уже не рвались осаждать Грохбундер. Это поняли даже самые непросвещенные в военной стратегии, и те люди, которые ещё две недели назад говорили о том, что судьба крепости решена, теперь авторитетно заявляли, что с самого начала угадывали в цитадели неприступную твердыню.

Осерта тоже успокоилась. Она перестала видеть в гхалхалтарах врагов. Многих из них, часто наведывающихся в трактир, она знала в лицо. Ей все больше хотелось поговорить с ними, узнать поближе, расспросить о стране, откуда они прибыли, о таинственном бессмертном короле и, конечно, о Халхидороге… Их язык, звучный и переполненный странными гортанными созвучиями, манил Осерту.

Она даже набралась смелости и, пока мастер Орлог был в отлучке в своей лавке на другом конце Виландора, несколько раз обращалась к гхалхалтарам, жестами прося их научить её хотя бы двум-трем фразам. Большинство из них были бы рады помочь ей, но не говорили по-людски, довольствуясь набором самых необходимых, примитивных слов: "еда", "вино", "побольше", "хватит". Они пожимали плечами, сочувственно разводили руками, пока вдруг один из них не указал на закутавшегося в широкий светлый плащ старика. Старик весь вечер сидел, неотрывно глядя на стоящую перед ним кружку, постепенно отпивая из нее. Осерта не стала бы подходить к нему, но, когда солдат посоветовал, осторожно приблизилась:

– Извините.

Старик-гхалхалтар поднял глаза.

– Присаживайся, сестра. Не люблю, когда передо мной стоят, – он говорил на удивление чисто и без акцента, что вселило в девушку надежду.

– Простите, – она опустилась на свободное место. – Извините.

Он оглядел её, сложил руки в ожидании.

– Я хочу научиться говорить по-гхалхалтарски. Хоть чуть-чуть, несколько фраз.

Старик кивнул.

– Для начала, самое важное: Бог по-гхалхалтарски – Хог.

***

Снег под ногами полыхал, и при каждом шаге хрустел разбиваемый носком лед. Гхалхалтар осторожно поднимался вверх. На нем был светлый плащ так, что разглядеть его на белых склонах было сложно.

Горы поднимались ввысь и, дойдя до наивысшей точки, отлого скатываясь вниз уже по ту сторону хребта. Однако тут они были отвесными, и гхалхалтар поднимался медленно, иногда, в самых трудных местах, помогая себе магией, перелетая с одного выступа на другой.

Он был стар, но действовал уверенно и ловко. Его звали Дродом.

Добравшись до вершины скалы, он замер. Внизу с противоположной, скрытой от равнины стороны раскинулся большой людской лагерь. Там ходили маленькие темные фигурки и иногда ненадолго взмывали в небо миниатюрные драконы. Все было спокойно.

Вдруг рядом хрустнул снег. Гхалхалтар обернулся – в нескольких шагах, не замечая его, стоял человек. Часовой двинулся вдоль хребта, широко расставляя ноги, глядя на расстилавшуюся перед ним, залитую солнцем равнину. Дрод вперился в его исчерченное контрастными черными тенями лицо. Часовой подошел ближе, не видя слившегося со снегом гхалхалтара в двух шагах от себя, наступил. Старик дернулся – человек приглушенно вскрикнул, растопырив руки, и упал навзничь. Дрод подмял его, зажав ему рот. Убедившись, что все тихо, он обыскал убитого, потом, вынув длинный кривой нож, ловко отрезал голову, бросил её вниз, на залитую солнцем равнину. Обезглавленное тело он оттащил далеко в сторону, раздел и присыпал снегом. Теперь люди, даже если и найдут труп, долго будут устанавливать, кто это такой.