Хроника Великой войны - [46]

После ночного предательства пентакреонцев он стал ещё более замкнутым, чем до форт-брейденского прорыва.

– Кто же тогда будет трудиться: возделывать поля, выращивать животных и птиц, добывать руду и камень? Нет, Гамар, мы живем исключительно благодаря этим простым работникам, которых ни во что не ставим и готовы погубить сотнями. А между тем, уберите их, и любая самая плодородная земля окажется ненужной. Надо беречь крестьян и горожан, даже если они работают на врага, ибо может прийти день, когда они будут на нашей стороне. Верьте, он придет!

Все молчали, не перебивая бессмертного.

– А сейчас мы должны ждать. Момент ещё не настал. Мы должны покинуть Королевство Трех Мысов. Наш путь лежит в княжество Парзи. Оно небогато, но имеет хорошее положение, и взять его будет легко. Сейчас снег преградил нам дорогу, но мы двинемся туда через несколько недель, с весенней оттепелью. Пока же мы должны позаботиться о низших, погибающих на равнине, ибо они уже сейчас служат нам. Гархагох, пусть несколько магов спасают их от холода. Я уже распорядился открыть госпиталь для обмороженных.

– Хорошо, – Верховный Маг кивнул.

– Пока все. Стоим, – бессмертный улыбнулся. – Если вам станет от этого легче, могу сказать, что в лагере людей замерзло уже сто человек.

***

Гхалхалтары требовали много еды, и приходилось готовить с утра до вечера.

Осерта работала на кухне, бросаясь от одного горшка к другому, подавая блюда девушкам, нанятым мастером Орлогом. Они обслуживали посетителей и были веселы и болтливы:

– Боже, а какой силач тот, с большой бородой.

– С чего ты взяла?

– Знаешь, он пальцами согнул монету!

– Лучше бы дал её мне.

– Ха! Так один из них, с таким длинным и кривым ножищем, добавил мне три медяка. Говорит, – девушка на секунду замолчала, наморщив лоб, – "дагед". Это, представь, по-нашему "спасибо".

Осерта, до того пропускавшая их болтовню мимо ушей, вдруг неожиданно спросила:

– Скажи ещё раз. Как это будет?

Девушка не поняла:

– Что будет?

– "Спасибо" по-гхалхалтарски.

Девушка удивилась, но охотно повторила:

– Дагед. А что это тебе так захотелось узнать?

– Слово больно хорошее.

– И только? – девушки разочарованно отвернулись и поспешили в зал.

Осерта осталась одна с кипящими горшками, и все вертелось в голове странное слово: "дагед" – "спасибо".

***

Пользуясь отлучкой ушедших на совет начальников, солдаты кутили допоздна, и довольный мастер Орлог не спешил закрывать заведение.

Осерта чувствовала, что у неё отнимаются руки и деревенеют ноги, но от постоянных, одинаковых движений к вечеру они уже не повиновались ей, а действовали отдельно, и они по инерции продолжала работать, пока наконец не поняла, что больше не может:

– Извините, мастер Орлог, позвольте мне выйти.

Хозяин взглянул на нее, нахмурившись:

– Ты что? Работай. Или хочешь испортить мне дело?

– Я очень устала.

Трактирщик покачал головой: "Если девчонка будет работать без продыху, ещё заболеет – больше убытка".

– Хорошо, ступай. Но чтоб через пять минут была здесь.

– Да, да, мастер Орлог. Спасибо, дагед, – гхалхалтарское слово сорвалось с её губ, но трактирщик не заметил этого: он считал деньги.

Накинув плащ, она вышла на улицу. Незнакомое, чуждое её слуху слово неотвязно засело в голове. Она не понимала, почему не может от него избавиться, и так много раз мысленно проговорила, что в конце концов забыла его смысл. Но потом вдруг вспомнила, что "дагед" значит "спасибо", и от этого сделалось приятно. Было только обидно за подруг, что такое слово использовали походя, как разменную монету, как три медяка.

На улице было тихо и темно, лишь горели в избах тусклые огоньки лучин. От снега, облепившего горы веяло спокойствием, и, вырвавшаяся из шумного трактира, Осерта закрыла глаза, наслаждаясь звенящей тишиной. Ей казалось, будто у самого её уха кто-то осторожно звонит в крохотные колокольчики. К ним примешался ещё один большой колокол. Его гул шел издалека, постепенно приближаясь, пока не заглушил собой все остальные звуки. Это хрустел снег под ногами. Она открыла глаза и увидела две фигуры, идущие в её сторону. Они были темнее синего неба, и Осерта узнала в них гхалхалтаров. Девушка до того устала от их наглых, развязных голосов, что невольно отшатнулась. Ей хотелось побыть одной, забыться, умереть, но больше никогда не возвращаться в трактир и не видеть их.

Идущие приближались к ней. Она услышала сначала смутно, а потом отчетливо голос одного из них, холодный и жесткий. Фразы гхалхалтара были чеканные, рубленные, словно он сердился. Другой кивал – Осерта видела, как на фоне неба качалась его голова.

Вдруг он заговорил. В его голосе девушка уловила что-то знакомое. Где она могла его слышать? Ну конечно, это Золотой! Изо всех гхалхалтаров он единственный показался ей примечательным, не таким как все. Может оттого, что она видела его всего один раз? И вот они вновь встретились, а в голове продолжало звучать странное "дагед". Да, она должна поблагодарить его. Осерта представила, как подойдет к незнакомцу, и, замерев, продолжала вслушиваться в его голос, доносящийся из темноты. Он звучал мягко и вкрадчиво, то вдруг взмывал, дрожа на самых высоких нотах и внезапно перерастая в густой баритон. Другой гхалхалтар иногда вставлял свои кургузые, нелепые реплики, нарушая мечущуюся стройность его голоса. Поравнявшись с девушкой, Золотой быстро взглянул на нее, и она уловила мгновенный блеск его светлого зрачка, когда он остановился на её лице.