Хроника смертельной осени - [4]

Жики вздохнула. До чего же эти мужчины тупые. Анна, выйдя из комы и обретя хоть какую-то способность общаться с окружающим ее миром, первым делом дала понять, что не хочет никого видеть – ни Ланского, ни Мигеля. Она с трудом выносила присутствие Сергея Булгакова, когда тот приходил навестить ее в палату, отворачивалась, чтоб не видеть его. И Жики тактично попросила Сергея не заходить в палату, а звонить ей на сотовый. Сергей даже не удивился, а согласно кивнул. Катрин лежала на том же этаже Склифа, и он часто встречал Жики в коридоре, и та подробно рассказывала ему о тяжелом состоянии Анны. О ее здоровье Булгаков подолгу беседовал с лечащим врачом и был абсолютно в курсе того, как обстоят дела. Он знал, что она очень медленно, но все же поправляется после страшных ран, нанесенных ей садистом. Но ее душевное равновесие оказалось совершенно нарушенным. Булгаков понимал, что это надолго, если не навсегда, и необходима серьезная психологическая реабилитация, впрочем, как и Катрин.

Но Анна пострадала физически гораздо сильнее, чем ее подруга. При всей болезненности раны Катрин не представляли собой угрозы для жизни – она быстро поправлялась. Ранения Анны оказались чреваты непредсказуемыми последствиями для здоровья – понятно, что о балете ей придется забыть навсегда. И как сможет с этим справиться блистательная балерина, для которой вся ее жизнь заключалась в танце?

Итак, Жики в очередной раз подивилась мужской тупости. И это – лучший из них? Что ж тогда говорить об остальных?

– Мсье, – повторила она. – Анна не хочет пока никого видеть. И вас в том числе.

– Я вам не верю, мадам, – упрямо повторил Антон. – Такого не может быть.

Жики с сожалением смотрела на него. Понятно, он любит Анну и, конечно, упорно отвергает мысль, что не нужен ей. И будет отвергать, даже если ему скажет об этом сама Анна. Он придумает для нее какое-нибудь смехотворное оправдание и продолжит настаивать.

– Никто не сможет дать ей больше, чем я, – с неподвижным лицом заявил он. – Кто будет оплачивать ее счета? Ей нужна дорогостоящая реабилитация. Ее страховка не покроет таких расходов.

Жики никогда не вникала в финансовое положение Анны, будучи достаточно состоятельной, чтобы взять на себя эти расходы. Но ход мыслей молодого человека привел ее в полное недоумение.

– Неужели, чтобы оплачивать счета Анны, вам необходимо ощущать себя ее хозяином, мсье? – холодно спросила она. – Иначе никак?

Антон опомнился. Что он такое говорит?

– Простите, Жики, – смутился он. – Я действительно что-то не то сказал. Конечно, я возьму на себя все расходы. Но сама мысль, что меня не будет рядом, когда я ей нужен – невыносима. Однажды так случилось, и она чуть не погибла.

– Дайте ей время, – тангера похлопала его по руке. – Все может измениться.

Антон смотрел на нее внимательным, долгим взглядом. Он не верил этой высохшей, мумифицированной старухе, вставшей нерушимой преградой между ним и его любимой женщиной. Ему казалось, она многого недоговаривает, и был, разумеется, прав, только он не знал, что и в какой мере. А недоговаривала Жики ох, как немало!

– Итак, мсье Ланской, – подытожила она. – Вы дадите мне ключи?

– Да, – мрачно ответил он и вынул их из кармана пиджака. – Возьмите.

– И соберите ее вещи, – твердо продолжила тангера. – В основном, белье и предметы гигиены. Я увезу их с собой. Вызовите мне такси.

– Еще не хватало, – холодно произнес Антон. – Я сам вас отвезу.

– Спасибо, – улыбнулась дива. – Вы такой милый молодой человек…

…Когда он вез ее на Чистые пруды, то долго думал, как бы поаккуратнее задать ей вопрос, мучивший молодого человека, по его мужскому эгоизму, даже больше, чем состояние Анны. Наконец, он решил спросить напрямую.

– Жики, а Мигель Кортес ее навещает?

Жики колебалась. А зачем, собственно, его обманывать? И она ответила:

– Он приходил. Она отказалась его видеть, так же, как и вас. Просила не пускать. И его не пускают.

– Вот как… – протянул Антон. – Так же, как и меня, значит?.. C’est fou ça[4]…

Он занес вещи в квартиру Анны, вызвал уборщиков из специальной службы, съездил в супермаркет и привез продукты, а потом уехал, оставив Жики одну, мучимый обидой и ревностью. А что он мог сделать? Антон помнил, как узнал от Булгакова, что его любимая жива. Это случилось на следующий же день после того, как Сергей перевез из Питера в Москву раненую Катрин. Булгаков позвонил ему и попросил о встрече. Ланской помнил каждое мгновение того дня.

…Прозрачная шахта лифта позволяла видеть быстро спускавшуюся кабину – вот она остановилась на его этаже, и двери бесшумно раздвинулись. Две девушки из секретариата мило состроили ему глазки – он все еще считался самым завидным холостяком компании. Но на что ему их улыбки? Солнце перестало светить для него в ту самую минуту, когда он услышал: «Мы не смогли спасти ее. Ее больше нет». Коротко кивнув, Ланской повернулся к девушкам спиной. И ощущал на себе их заинтересованные взгляды то короткое время, что лифт шел вниз. Он не задержался ни на мгновение – его ждал Серж, только вид у того был какой-то странный. Смущенный, даже растерянный. Антон втайне завидовал другу – любимая его жива, и Серж имеет счастье заботиться о ней. Впрочем, зависть – плохое чувство…