Хроника смертельного лета - [42]

– А дома вы держите подобное?

– У меня есть дома пара скальпелей, – кивнул Сергей. – Но этот навряд ли один из них.

– Почему вы так уверены?

– Видно невооруженным глазом, что этот инструмент новый и чрезвычайно острый. А дома я использую свои скальпели для хозяйственных целей – они все с зазубринами. Понятно?

– Понятно, – кивнул Зубов. – А разве скальпель нельзя наточить?

– Почему же, теоретически можно. Существуют специальные станки для заточки скальпелей. Но у меня такого станка дома нет. Зачем он мне? Понадобится новый скальпель – сопру на работе.

– Идите, – ответил Зубов, подавая ему протокол на подпись. – Нам еще придется встретиться.

– Не сомневаюсь, – буркнул Сергей.

– С чего ты взял, что у него шашни с Астаховой? – спросил майор Глинского, когда за Булгаковым захлопнулась дверь.

– Ни с чего не взял, – широко улыбнулся тот. – Попытался сделать ход конем.

Майор обдумывал то, что сейчас узнал от Булгакова. А что он, собственно, узнал? Да ничего ровным счетом. Глинский же продолжал развивать интересующую его тему.

– Зуб даю, – проронил он, – все на ней завязано.

– На ком именно?

– Как на ком? На Астаховой, конечно.

– Откуда такие выводы? – нахмурился Зубов.

– Да ты посмотри на них! Пожалуй, лишь Ланской и Рыков относятся к ней по-дружески. А остальные… Взять эту историю с испанцем…

– Да, его поведение можно истолковать двояко, – согласился майор. – А что? Мотивы у него могли быть самые разные. Не всякий ввяжется по собственной инициативе в подобную авантюру – заставить ревновать своего друга, да еще так, что у того крышу снесло.

– А тебе не показалось, что Кортес без особой симпатии относится к Астаховой? Вроде как подруга, вроде как красавица, а в глазах холод арктический. Не любит он ее. Да и Орлова тоже.

– Да… чудно как-то… – пробормотал Зубов, почесав в затылке. – Хлебнем, я чую, проблем с этой теплой компанией. А доктор как тебе?..

– У него даже выражение лица меняется, когда он об Астаховой говорит, – Глинский ухмыльнулся. – Смешно получилось с подружкой.

– Да, забавно. Но что это доказывает? Астахова – женщина, бесспорно, красивая, такие вызывают сильные чувства и не всегда позитивные… Не каждая выдержит подобное напряжение в отношениях, а общаются все в этой компании близко. Или она кайф от этого ловит, а? Все пятнадцать лет?

– Может, и ловит. Надпись на стене – отдельная песня. Ну все, смотри, все замыкается на ней.

– Ты, по-моему, тоже на ней замкнулся, – добродушно пошутил Зубов.

– Да нет… – отмахнулся Глинский и мечтательно посмотрел в потолок. «Да… – подумал он, – какая грудь… какие ноги… какие глаза… Идиот!» – выругал он сам себя, а вслух подвел итог:

– И все-таки – все замыкается на Астаховой. Интересно, что же с ней на сей раз случилось?

Майор решительно поднялся:

– Мы имеем полное право взглянуть. Подумаешь, спящая принцесса!

Опера вышли из кабинета. Заглянув в гостиную, где эксперты завершили долгую нудную работу, они остановились перед спальней.

Осторожно приоткрыв дверь, Глинский заглянул внутрь.

– Действительно, спит, – прошептал он, обернувшись к Зубову. – Зайти?

– Разумеется, – ответил майор и втолкнул напарника в комнату.

Заботливая рука укрыла женщину голубым покрывалом, прежде заменявшим ей юбку. Зубов бесцеремонно сдернул его, и они увидели, в каком плачевном состоянии находятся ее ноги. Катрин продолжала вздрагивать даже во сне.

– Как вам не стыдно? – услышали они возмущенный голос и, как по команде, повернули головы. Булгаков выходил из ванной, вытирая мокрые руки полотенцем.

– Я же сказал – ее нельзя беспокоить, – зло бросил он.

– Кто? – каменным голосом спросил майор, кивая на спящую Катрин.

– Что – «кто»? – отозвался Булгаков, отшвыривая полотенце в сторону.

– Я спрашиваю, – тем же тоном продолжал Зубов, – кто довел эту женщину до такого состояния, что ее пришлось накачивать успокоительным? Следы чьих побоев у нее на лице? А происхождение весьма характерных гематом на ее ногах вы, господин доктор наверняка затруднитесь объяснить.

Что Булгаков он мог сказать? Что его приятель Орлов и есть насильник? И не потенциальный, а самый что ни есть настоящий? Это произнести было невозможно.

– Будите ее, – потребовал Зубов. – Я заставлю ее написать заявление.

– Не сейчас, – Булгаков встал на его пути.

– Товарищ майор, у нас еще два свидетеля не опрошены, – вмешался в разговор Глинский и поймал на себе благодарный взгляд Сергея. Виктор добавил:

– Пусть Астахова спит. Она же никуда не денется, правда, доктор?

Булгаков мрачно кивнул.

– Ладно, – согласился майор. – Сколько она еще будет спать?

– Часа два, – ответил Сергей.

– Успеем, – коротко сказал Зубов. – Сейчас поговорим с ее дружком – как бишь его?

– Орлов… – буркнул Булгаков. – Андрей Орлов.

Виктор Глинский с любопытством рассматривал развалившегося перед ним на стуле Андрея Орлова. «Не красавец, – недоумевал он, – и что она в нем нашла? Обаяние? Интеллект? Ну, наверно, что-то нашла, а иначе – что ее держит подле этого жестокого человека столько лет?» Но будь на месте капитана милиции Виктора Глинского женщина, она, несомненно, отметила бы выразительные серые глаза под густыми бровями вразлет, резкие черты лица, дерзкий рот, скалящий в усмешке белые зубы, темно-пепельные, коротко остриженные волосы, худощавую фигуру. И ни одна черта не выдавала в нем животное, способное ударить того, кто слабее.