Хроника смертельного лета - [198]

– И что же я есть? – чуть презрительно сощурился Рыков.

– Ты – садист и убийца, – пробормотала она, – я никогда не смогу жить с тобой.

– Сможешь, – сухо ответил Рыков. – Захочешь жить – сможешь. Вернее, не так. Захочешь жить – будешь жить со мной.

– Никогда, – выдохнула Катрин, внутренне содрогнувшись, – это невозможно.

– Еще как возможно. Мы не вернемся в Москву. Мы просто исчезнем – никто нас не найдет. Можешь выбрать любую страну мира – все будет, как пожелаешь. Ты выйдешь за меня замуж. Родишь мне детей.

Катрин ощутила дурноту. Дети от него, Боже праведный!

– Нет, – она зажмурилась, – никогда. Лучше смерть.

Олег побледнел и закусил губу. Теперь главное – не показать ей, как ему больно.

– Лучше смерть, говоришь? Ты хорошо подумала? На мой взгляд – легкомысленный выбор.

Она подняла голову и из последних сил постаралась принять гордый вид. Ее безнадежная попытка, как ни странно, удалась.

– Я никогда не смогу жить с мужчиной, которого презираю, – отчеканила она, – даже не ненавижу – ненависти моей ты не достоин. Я презираю тебя – ты просто жалок.

Если бы она ударила его – и тогда б он не был так оскорблен. Олег внимательно смотрел на Катрин, а она, придавленная его молчанием, словно каменной глыбой, пыталась сдержать панический страх, рвущийся на свободу – даже боль, терзавшая ее тело, притупилась. Остался лишь тошнотворный ужас перед этим человеком, который смотрел на нее, не отрываясь, а гнев, полыхавший в светлых глазах, казалось, выжигал его изнутри.

– Возможно ли? – наконец Олег нарушил страшную тишину. – Возможно ли так бояться человека, которого презираешь?

Катрин почувствовала, как судорогой скрутило желудок – и ее вырвало желчью прямо на постель. Он даже бровью не повел, только кинул ей на грудь платок:

– Вытрись.

Она послушно вытерла губы, подбородок и грудь, но от резкого запаха рвоты ее снова начинало мутить. Олег взял стакан с прикроватного столика и резким движением выплеснул остатки воды ей в лицо.

– Вытрись! – повторил он тем же бесстрастным тоном и процедил: – Трусливая тварь. Ты знаешь какие-нибудь молитвы? Тогда я дам тебе пару минут…

Катрин сжалась. Пару минут – значит, ей осталось жить пару минут? Так быстро… Легко произнести – «убей меня», но как трудно, оказывается, безропотно принять смерть.

– Ну? – брезгливо скривившись, спросил он. – My arrogant princess. Barfed a bit [76]. Испугалась? Прежде чем бросаться подобными словами, следует думать. Ты безрассудна и самонадеянна. Полагаешь, я не смогу убить тебя? Будучи уверенной в моей любви к тебе, ты осмеливаешься говорить подобное – мне?

– Я не верю ни одному твоему слову. Одно высокопарное вранье. А в действительности – подлость и ложь, – Катрин в изнеможении откинулась на подушку.

– Вот как? Что ж, твое право. Богатый опыт позволяет тебе делать подобные выводы. Годами я наблюдал, как эта подлая скотина издевается над тобой, а ты ему все прощаешь – измены, хамство, жестокое обращение.

– Ты совсем сошел с ума, – простонала она, – какое тебе дело!

– Какое мне дело? – он приблизился к ней, и на его лице Катрин явственно прочитала угрозу. – Какое мне дело?

Она стала отползать от него, но он поймал ее руку.

– Мне всегда было дело до тебя! – заорал он. – Я внимательно следил за тобой долгие годы! Но тебе плевать на это! Ты никого кругом не видела, кроме этой скотины! Никого и ничего.

– Я все поняла! – взорвалась Катрин. – Я поняла – дело-то вовсе не во мне! Дело в Орлове, ведь так? Будь на моем месте другая – ничего б не изменилось! Ты б говорил, что любишь ее, а сам исходил бы злобой и ненавистью к Орлову!

Рыков зарычал в бешенстве:

– Неправда!

– Думаешь, убив меня, сведешь счеты с ним? – мстительно произнесла Катрин, с трудом превозмогая дурноту. Еще чуть-чуть, и ее снова стошнит. – Так позволь тебе сказать – ты просчитался. Я больше не люблю его.

– Что ты сказала? Что ты сказала? – теперь его голос походил на шипение змеи.

– Что слышал…

– Я тебе не верю!

– Дело твое, – без сил прошептала она, – но факт останется фактом – я его больше не люблю. Разлюбила. По крайней мере, мне так кажется.

– И когда же ты это поняла? – с иронией спросил Рыков.

– Какая тебе разница! – отвернулась Катрин.

– Пожалуй, никакой, – согласился он, – но если ты не врешь, что мешает тебе полюбить меня?

И тут он услышал ее смех – который и смехом было трудно назвать – картонные бесцветные звуки, похожие на клокотание в чахоточной груди.

– Катрин! – он схватил ее за плечи и встряхнул. Она продолжала смеяться, и тогда он хлестнул ее по щеке. Она мгновенно смолкла и повисла в его руках. Он ждал.

– Ты, – услышал он ее тихий голос, – мерзкий убийца! Да одно твое прикосновение вызывает во мне содрогание. Ты убил трех несчастных женщин, втоптал в грязь меня и смеешь просить моей любви?..

Ну что же, видимо, решающий момент настал. Если это последний с ней разговор – то можно рассказать все в подробностях. На нее это произведет впечатление. Он нащупал в темноте ладонь Катрин и переплел свои пальцы с ее, вялыми и ледяными. Так ему проще будет следить за ее реакцией. Она попыталась вырвать руку.

– Шесть, – произнес он, – ты не все знаешь.