Хроника лишних веков - [49]

Вдова Сигурда-Омеги вошла, когда я затягивал галстук. Взглянув пристально, она сказала: «Правильно». Я чему-то обрадовался и, поразмыслив, понял чему: не было ни страшной боевой «лапы», ни слепой маски-«арены».

— В нашем распоряжении, Свободный, осталось десять единиц длительности, — предупредила она.

Мы встали против пустой стены.

— Тебе, Свободный, необходимо знать, — повелительным тоном продолжала она. — Ты в одежде ординарного оператора. Ты должен ходить, как ходят операторы: быстро, не оглядываясь по сторонам, не останавливаясь посреди линий. В домах воинов операторы бывают крайне редко, по особым предложениям. Мы привлечем к себе излишнее внимание, если нас заметят вместе. Между тем, Свободный, тебе нечего опасаться: в нашем мире не существует никаких особых обычаев и религиозных ритуалов. Внешне ты ничем не отличаешься от оператора… Ты выйдешь первым. Пойдешь направо до конца, ступишь на красный круг и спустишься вниз. Внизу становись на первую линию, на красный треугольник.

Инструкция выглядела вполне пугающей, и я, не утерпев, задал еще один вопрос:

— Кто такие операторы?

— Низшая техническая каста. Рабочие Программы… Длительность истекла.

Передо мной образовался проем двери.

Я шагнул, как требовалось, в коридор, повернул, как надо, и сразу начал репетировать роль оператора. Быстро и не в меру решительно двинулся я вдоль голой, матово-фосфоресцировавшей катакомбы с очень высоким сводом. Вскоре мне почудилось, что вся моя уверенная ходьба — просто иллюзия, а ноги машут впустую… Стена возникла перед моим лицом внезапно, и я едва не ударился в нее. Я отступил на шаг и рискнул оглядеться.

Коридор в самом деле кончился. В двух углах пол был помечен кругами: слева — синим, справа — красным. Я поспешил оказаться на красном, и дуновение пространства перенесло меня в какое-то новое место. Одна из стен была полупрозрачной, за ней угадывалась улица. Я смело двинулся к той стене, и она, протаяв навстречу, выпустила меня сквозь «полынью» наружу.

Я спохватился… и вздохнул с великим облегчением: модный чиновничий костюмчик остался на мне. Я был готов к любой экзотике, но только не к тому, что увижу перед собой самую обычную земную улицу, наполненную самой обычной деловой спешкой людей самой обычной, земной наружности… И сделал первую ошибку, замерев истуканом, затем — и вторую, закинув голову и с нескрываемым любопытством обозрев вершины города.

Кристальные параллелепипеды небоскребов в милю высотой, а в ущельях меж ними — термитный поток какого-то невесомого, целлулоидного, бесшумного транспорта… и внизу эта сомнамбулическая спешка чиновно одетых и бодрых на вид мужчин. Женщин приходилось отлавливать взглядом — всего одна-две их приходилось на сотню бесстрастных прохожих.

Небо виделось пасмурным, желтоватым, но, в общем-то, высоким… вернее сказать, неба не было вовсе, а был некий потолок, мягко излучавший дневной свет, не яркий и вполне удобный для глаз.

Спохватившись вновь, я, наконец, притворился аборигеном и шагнул в течение…

Меня отнесло довольно далеко прежде, чем я вспомнил про «линию» и про «красный треугольник». Я повернул назад и сразу увидел над толпой великана-атланта, воина в униформе. Он двигался по-своему, неспешно, но куда стремительней операторов. Густая толпа буднично расступалась перед ним на десяток шагов. Так, верно, шествовал когда-то Гулливер среди лилипутов, уже привыкших к его променадам… Я проводил воина косым взглядом, пока он не канул в стену одного из небоскребов.

«Линии» остались для меня загадкой, а «треугольники» я обнаружил по внезапному исчезновению людей, вступавших в пределы невысоких ограждений на краю тротуара.

Выбрав из радужного многообразия цветов нужный, я, должно быть, тоже исчез — и появился в… «Колизее»!

То есть я сразу обнаружил себя сидящим на зрительском месте одного из ярусов колоссального стадиона. Ареной служила равнина просторнее, пожалуй, Бородинского поля, и на арене кипело сражение. Высота была слишком велика, чтобы ясно разобраться в муравьином копошении, но догадаться было нетрудно: темный прямоугольник справа, светлый прямоугольник слева, там и сям разбросаны еще кое-какие квадратики — и вся эта геометрия центростремительно сближалась. Движение неровных волн было конницей, цепочки дымком и запоздалое погромыхивание — признаками артиллерии.

Я осторожно покосился на соседей: по бокам от меня сидели безмолвные зрители театра военных действий, только мужчины и только в «форме» операторов. Имя им, людям в строгих костюмах, белоснежных сорочках и темных галстуках, было бесчисленный легион, ибо хребты зрительских ярусов смыкались где-то в туманной дали.

Я не заметил среди зрителей воинов, но одной деталью их вооружения владели здесь все операторы: то были маски-«арены» Полагавшаяся мне лежала в выемке правого подлокотника… К моему изумлению, здешние маски обеспечивали обзор не сферический, а обычный… Но при этом они оказались волшебными биноклями, позволявшими рассматривать поле битвы в мельчайших подробностях. По мысленному желанию маска-«арена» то приближала отдельные сцены боя вплоть до искаженного лица падающего всадника крупным планом, то вновь позволяла наблюдать за торжеством смерти с высоты вороньего полета… И еще один фокус: волшебная маска не позволяла разглядывать вплотную зрителей, то есть вне пределов поля битвы, большой Арены, увеличение не действовало.