Хроника частной жизни - [38]

Между словами “жениться” и “выходить замуж”, громад-ный смысловой и интонационный барьер существавший в русском языке тех лет,почти утерянный среди русских семей в теперешнее вольнолюбивое время эмансипации женского пола, есть отражение удивительного свойства русских душ ослож-нять обстоятельства собственной жизни и жизни своих близ-ких,морщиня воду быстротекущей реки жизни,когда дышать от испарений обстоятельств звучного нутра устоявшейся семьи не просто трудно и даже не очень трудно,а невыносимо душ-но.

Внимая силе этих обстоятельств,молодой муж ухитрился вовремя в новой эпохе собственной вселенной лишь на время получения по месту работы двух комнат в бывшем родильном доме врача Пискунова,обрести для себя и молодой супруги покой,который уже по истечению нескольких месяцев счаст-ливого брака был нарушен вселением на казавшиеся со сто-роны безмерными квадраты жилой площади его многочис-ленной семьи и родителей,которым текущая и набирающая силу власть в едином миге яростной ненависти к буржуазии предложила уплотниться за счет молодых,отобрав нажитое подворье этой многочисленной семьи под свои пролетарские надобности.

Нина,привыкшая к строгому порядку течения жизни в соб-ственном доме родителей,где бытовал культ если не нищеты, то разумной бедности и необходимого ритма смен солнце-стояния в его пребывании в душах членов семьи,была пора-жена раскрепощенной системой времяпроедания семьи мужа, где порядок дышал беззаботностью текущего момента, тепло-той ничегонеделанья,совмещенным с железным храмом угрю-мых предсказаний в адрес во власти пребывающих, поскольку глава семьи,свекр Иван,тяжело переживал добровольный отъем властями и домов,и шубного производства,в котором, однако, он теперь бытовал директором,а также владельцем большой дачи на противоположном городу берегу Томи.

Вечера проходили в хоровом пении:”Ворворобей коно-пельку украл…”,вкушении чая и молока,с чего также начи-налось утро и полдень,поскольку только на эти продукты хватало ресурсов всей семьи,так как,кроме Алексея да свекра, остальные шесть членов семьи просто не имели работы,а седьмая Нина заканчивала мединститут и уже чувствовала,что скоро станет матерью.

Это последнее чувство начинало уже превалировать над всеми ее переживаниями и неприятностями мелкого,суетного характера,которые отодвигали полотно ежедневного молоч-ного сухоядения на задний план,лишь иногда напоминая виде-ниями привольной и сытой жизни ее в доме отца и матери, где дом в силу натурального ведения хозяйства был полон даже в самые тяжелые времена говяжьими и свиными окороками с подрумяненной и хорошо просоленой корочкой собственного изготовления,когда сам хозяин дома по только ему известному рецепту кормил живность в строгом соблюдении рациона, нагуливавшего в теле будущего окорока то слой мяса, то слой жира, а сама процедура заготовок ягод, грибов и кореньев, собираемых вместе всей семьей в Томских лесах,превращалась в энциклопедию флоры и фауны и сравнения ее с лесами Дальнего Востока,где путешествовал глава семьи в своей молодости,все дальше отодвигаемой событиями на задний план жизни.

Нина уже не вспоминала те тихие,теплые зимние и осен-ние вечера,когда вся семья слушала чтение отцом истории Маколея,обсуждая между прочим историю русско-польских отношений того далекого времени,когда ее отец,дед и бабка делали попытку возвращения в Польшу и когда окончательно и бесповоротно было понято,что единственной Родиной для них является сибирская утренняя плынь России.Сама Нина не умела говорить по-польски,часто слушая речь родителей,то-есть отца,который переходил на польский,обращаясь к мате-ри,а мать,понимая все, не пыталась говорить на этом языке в силу присущей ей природной стеснительности,но,не умея го-ворить,Нина тоже понимала польскую речь и читала польские романы Сенкевича в подлиннике,никогда не обращаясь к по-иску в словаре неизвестного ей слова.Все это было теперь уже в прошлом,новая жизнь,нарождавшаяся в ней своими теплыми чувствами предстоящего материнства, захватывала ее всю без остатка,а внешние неприятные проявления жизни, расщеп-ляющие ее настроения,хотя и скрашивались ее общим миро-любием,но,иногда,вызывали в ней бурную реакцию само-стоятельного человека,отражавшуюся на отношении ее к му-жу,отличавшемуся более плавным характером восприятия об-стоятельств жизни и естественной замкнутостью в силу дав-ления на него косматости непролетарского происхождения.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Наступали грозные времена самобичевания разлинованной критикой личностей,бравшие не просто на испуг вывески физиономий гражданского населения сел и городов,но запу-скавшие механизм планомерного наслаждения бегом людских сердец до самой материальной смерти,которая есть покой.И голоса вопиющих в пустыне кипели множеством.И вероу-читель требовал не просто покаяния за несовершенные грехи, но и осуждения осуждаемого громким рыком ликования на-родными массами,одобрявшими истину насилия как борьбу классов,раздираемых пещерным страхом неполучения пайка жизни.

А чтобы громче был гнев спазмов людских масс, вероу-читель убил Кирова,который в пору юных,боевых лет имел средства учиться в царской России в Томском Технологичес-ком в качестве студента,увлекающего собой жизнь молодежи, и уже та бузила от широты русского начала,устраивая смычку то с булочниками,то с иными бузить желающими.А когда смерть Кирова наступила,то народ свое правительство очень возлюбивши и ради него в едином порыве готовый на все тя-готы идти,возжелал расправиться сразу и окончательно с инакомыслием.Конечно же закоперщиками стала комса.И тут Валентину пришлось перед комсой, как не бывшему ее чле-ном, отвечать за все свои шалости и со стаканами,и с любив-шими пошалить женами профессоров,спустившими комсу со всех уздечек процесса обучения пролетарскому делу и буду-щей радиофизике,которые как единое в деле социалисти-ческого строительства подразумевались,хотя и таковыми, как все узнали то лишь в последствии, не были.