Христианское человеколюбие. В чем его смысл? - [2]
Человек — не просто творение бога, учит христианство, он — его образ и подобие. Поэтому любовь к богу и к его образу в каждом человеке совпадают. «Поскольку каждый человек является действительно видимым образом невидимого Бога и братом Христа, — говорится в итоговом документе третьего синода епископов католической церкви, — христианин в каждом человеке находит самого Бога и Его абсолютное требование справедливости и любви»[8]. Архиепископ Русской православной церкви Николай разъясняет: «Любить надлежит человека прежде всего потому, что любить его повелевает сам Господь Бог, его Творец. Любить, далее, надлежит потому, что человек — „образ Божий“, отблеск Божества; что все, что в нем есть, — его существо, его психофизиологическая структура, его разум, способности, таланты, творческие потенции — все это обожествлено»[9].
При внимательном чтении богословских положений легко заметить, что сама необходимость любви к человеку в религии обосновывается не человеческими мотивами, фактом принадлежности к человеческому роду, к определенному классу, нации, неразрывностью его связи с обществом, а его мистической принадлежностью к числу «детей божьих». Непременным условием любви к человеку религия объявляет любовь к богу. Человека следует любить только потому, что он запечатлел в себе «образ божий» и что так повелевает «сам господь». Любовь же к людям как таковым, любовь сама по себе, если она не преломлена сквозь призму любви к сверхъестественному существу, христианством всячески умаляется.
В недавнем прошлом, когда церковь пользовалась преобладающим влиянием в духовной жизни общества и не считала нужным набрасывать на свои нравственные принципы более привлекательные одежды, она высказывала эту антигуманную мысль с предельной откровенностью. В католическом катехизисе, изданном в начале нашего века, но имеющем хождение среди верующих Белоруссии и в настоящее время, говорится: «Разрешается (?!) также любовь для тварей (т. е. всех живых существ. — Д. М.), но только ради Бога и в отношении к Богу… Творца должны любить в созданиях, а не создания как таковые… Бог называет себя Богом ревнителем (Исх. 20,5), потому что не терпит, чтобы любили что-нибудь, кроме Него»[10]. И в современных зарубежных богословских работах в полном соответствии с духом Библии любовь к богу нередко открыто превозносится над любовью к человеку. Один из крупнейших католических богословов Генри де Любак пишет: «Бог по своему существу является тем, кто не терпит разделения: если Его не любят исключительно, то Его вообще не любят»[11]. В приведенном высказывании легко просматривается созвучие мысли с положением католического катехизиса, изданного в начале столетия.
В условиях же победившего социализма церковь не может столь пренебрежительно относить человека просто к «тварям», к «созданиям», любовь к которым всего-навсего лишь «разрешается». Она находит более привлекательные слова, соответствующие изменившемуся отношению верующих к самим себе, их возросшему чувству личного достоинства. Но суть учения остается неизменной. Все верующие— дети божьи, рассуждает православный богослов, т. е. братья и сестры между собой. «Таким образом, смотря на ближнего светлым оком евангельской веры, мы видим в нем образ Божий, дитя Божье, брата нашего во Христе, Самого Христа Бога, и мы любим уже ближнего в Боге и ради Бога, во Христе и ради Христа…»[12] «Любя своего ближнего, — утверждает другой православный богослов, — через любовь к нему простираем нашу любовь к Богу»[13].
По мысли авторов, такое понимание говорит о высшем типе христианской «любви к ближнему», поскольку она поднимается до уровня любви к самому богу, видит в ближнем не просто человека, но образ божий, даже самого бога. На самом же деле здесь проповедуется не любовь к людям, а только любовь к образу божьему в них. Тем самым заповедь «любви к ближнему» теряет свое самостоятельное значение и выполняет чисто служебную, подчиненную роль по отношению к «первой и наибольшей заповеди» — заповеди любви к богу.
