Христианский квартал - [4]

  - Папа, я забыл Дато в комнате.

  - Пусть побудет здесь.

  "Нет, не выкупит. Девушка видная, арабы станут цену поднимать, он не осилит".

  - Нет, я его должен взять!

  - Не стоит, сынок, ты уже большой, в Иерусалиме станут смеяться над тобой.

  - Не станут, я его спрячу. Папа, ну можно я вернусь в дом...

  - Нет.

  - Ну я же обещал... Дато...

  - Немедленно прекрати! - зашипел Юнус, - Ты отправишься с дядей. И никаких Дато! Делай, что велено! А ну не смей реветь! Только пикни у меня!

  Насупился мальчик, слёзы брызнули из карих глазок, но притих. Дошли - Юнус подхватил сына под мышки и молча закинул на шею мула. Два шага - и вцепился в рукав рясы:

  - Авва, спаси и дочь мою. Возьми с собой.

  Хризостом, как стоял, так и бухнулся на колени:

  - Иона, ну я же монах! Ну как я возьму её? Монах с девицей! Нас же не примут нигде! Как сберегу в дороге? Куда отдам? Умоляю, не проси, не могу я этого сделать.

  - Ладно. Ладно. Вставай отец, а ну как увидит кто. Скорей бери мула, пока сборщик не подошёл. Сейчас из ворот - направо по улице, увидишь ряды, вдоль них до яковитской церкви, там уже подскажут, как из города выйти. Поторапливайтесь! С Богом!

  Тронулся мул, Юнус побежал к воротам, сам отворил скрипучую створку. Глянул на улицу - никого. Раскланялись в последний раз с отцом Хризостомом и монах споро повёл животину на подъём.

  "Что там арабы сделают со мной за это? За руку, вроде, подвешивают... Пусть".

  Мати оглянулся, утирая рукавом заплаканные щёчки.

  Юнус шагнул внутрь и захлопнул ворота. Теперь обратно, через двор, мимо крючковатой оливы, колодца, хлева, кота, через полог в полутьму и прохладу, поклониться-улыбнуться сахибам, рассевшимся подле низкого стола, заставленного уже финиками и мясом, кивнуть жене на входе, выйти в комнаты ещё вглубь.

  - Мария, брось!

  Схватил руку дочери, вырвал нож.

  - Ты что здесь удумала? - зашептал в ужасе, - Совсем рехнулась?

  - Отдай, отец. - стиснув зубы, ответила, - Думаешь, я не знаю, что это за люди? Помню, как пять лет назад такие проходили к дому отца Елены, видела из окна. Думаешь, я не знаю, что меня ждёт? Лучше смерть!

  - Перестань глупости говорить. Может, обойдётся ещё, управит Господь. Дядя Сержис выкупит тебя...

  - Не лги мне, отец! Елену кто-нибудь выкупил?

  - Всё равно погоди! Глупостей всегда успеешь наделать. Лучше стань на молитву, да молись как следует, а нам с матерью недосуг. Скоро сборщик придёт. Ильяс сейчас на рынке, ещё ничего не знает. Да, кстати: если спросят про Мати, говори, что умер, утонул в реке неделю назад. Поняла?

  - Отец Хризостом? - дочь вдруг улыбнулась и словно посветлела.

  Отец поднёс палец к губам, глаза сверкнули в темноте.

  - Да. - прошептала Мария, - Да, папа. Слава Богу!

  Донёсся стук в ворота. Громкий. Чтобы в комнатах было слышно, это не рукой надо стучать, а... рукоятью меча, например.

  Внутри резко потяжелело. Юнус вытер выступивший на лбу пот.

  - Будь здесь. - бросил дочери, прошёл в залу. Сахибы, заслышав стук, поднялись из-за стола и скрылись за пологом, на дворе.

  Юнус спрятал кухонный нож в рукав, зашагал следом. Высокий и сутулый топтались у колодца. Не решаются сами ворота открыть - "правильно, всё-таки пока ещё я здесь хозяин".

  Он побежал к воротам, тяжело дыша. С тоской вспомнилось, как не стало пять лет назад семьи Яхйи, и десять годов уже, как сменил хозяина дом Петра Ассаля. Мелют, жернова судьбы, мелют... И не очень-то трогало - жаль, конечно, но не убиты ведь, просто в рабстве, в другом городе, может ещё повезло... Да уж, повезло... Проклятый уговор! Лучше бы так, как в Тиннисе...

  Остановился у ворот. Вздохнул, отодвигая засов. Скрипнула створка - "теперь уж новые хозяева смажут"...

  На улице стоял один из сахибов.

  - Позови Абдаллаха и Мусу.

  Юнус обернулся во двор, махнул рукой тем, двоим. Они вышли за ворота, новопришедший им что-то буркнул и все трое затопали вниз по улице, даже не попрощавшись с хозяином.

* * *

  Долго ждал Юнус, но так и не появился сборщик. Жена и дочь молились в доме, а он всё мерил шагами дворик на солнцепёке, от волнения не находя себе места, то срывая листья с маслины, то сжимая рукоятку ножа. Лишь когда спал зной и Ильяс вернулся домой с базара, везя за собой тележку с тканями, хозяин решился выйти на улицу.

  Здесь уже было оживлённо - многие возвращались с базара, ребятня носилась по улицам. Юнус спустился вниз по улице, забежал к брату. Сержис рассказал, что от самого епископа узнал - неожиданно за обедом у резчика Мансура сборщик податей вдруг ни с того, ни с сего онемел, так что и слова не мог выговорить. Через час отъехал из города, теперь ему не до налогов. А вдова Ханна говорит, что видела из окна, что в этот момент по улице будто бы проходил монах с мулом и ребёнком. Остановился он якобы напротив мансуровых ворот и сказал чего-то...

  - Ильяс, седлай скорей Огонька, поедешь за город, надо догнать отца Хризостома! Возьми у него Мати, скажи, что всё исправилось, поклонись в пояс. Вот тебе десять дирхемов, если сахибы остановят - откупишься. Что стоишь?

  - Что ты, отец? - удивлённо заморгал шестнадцатилетний крепыш, - Мати утонул неделю назад. Четыре дня как похоронили.