Христианский квартал - [3]

  Двое сахибов - высокий и сутулый - склонились, как и Юнус. Епископ бросил на него пронзительный взгляд, подошёл к воротам резчика Мансура и постучал. Сборщик перешёл на затенённую сторону улицы.

  Юнус зашагал дальше, быстро припустил - сахибы еле поспевали. Топот сандалий сзади - отец Хризостом догнал.

  - Иона, что тут?

  - Беда, авва. - ответил Юнус, утирая пот со лба, - Пришли за податью. Это сборщик был. Владыка задержал его чуть.

  - И много он с тебя возьмёт?

  - Всё.

  Сахибы подозрительно косятся на них, ну и пусть, всё равно по-гречески не понимают.

  - Как так? Почему всё? Пожалуйся властям, это же грабёж, а не подать!

  - Нельзя, авва. Уговор.

  - О чём ты?

  - Уговорились мы, давно уже, ещё отцы наши. Раз в пять лет приходит к нам сборщик, за то мы лично ему собираем пятьсот динаров. А подати записывают на первого встречного. Он и должен за всех отдавать.

  - Ты же сказал, что вы не видите даже лица сборщика?

  - Те, кто здесь живёт - не видит. Кто увидел - тут уже больше не живёт, дом, лавка, жена, дети, сам - всё идёт на продажу в счёт уплаты. Зато остальные живут спокойно.

  - Господи, помилуй!

  - Авва, помоги мне!

  - Что мне сделать, Иона?

  - Возьми сына моего младшего, Матфея. Увези с собой. Сейчас домой придём, я сахибов отвлеку, а ты сажай его на мула и отправляйтесь как можно быстрее.

  - Что ты говоришь, Иона, как я возьму его?

  - Назовёшь племянником. Палестину будете проходить - там много монастырей, оставь где-нибудь на воспитание.

  - Да все же знают, что у тебя был сын, погонятся за нами.

  - Не погонятся. Сахибы не знают, а когда епископ подойдёт со сборщиком, скажу, что Мати умер недавно. Что они сделают, если вы уже будете далеко? Отец, смилуйся, спаси хоть его. Копты же купят, знаешь ведь, что с ним сделают... Пощади, авва!

  - Ладно, возьму. - кивнул монах, сдвинув брови, - Даст Бог, и остальные поверят, что он мне племянник.

  Вот уже подошли, скрипнули родные ворота. Кривая маслина, колодец, Тим всё также лениво дремлет в тени - недолго тебе осталось, новые-то хозяева вряд ли оставят, бегать тебе тогда по помойкам. Мати притаился за хлевом, с любопытством разглядывает незнакомых людей с мечами на поясах.

  - Проходите, дорогие господа, отдохните в тени. - угодливо бубнит Юнус арабам.

  И - внутрь, откинув полог, в прохладный полумрак. Анна встревоженно глядит на сахибов, сжав пальцы.

  - Принимай гостей. - сухо, по-арабски велит Юнус, и, уже шёпотом, приблизившись, на греческом, одно лишь слово: - Налог.

  Встретились взглядами - всё поняла. Поклонилась гостям, улыбнулась и - за порог, в комнаты.

  - Господа, позвольте угостить вас с дороги, не отвергните нашего гостеприимства.

  Солдаты не отвергают. Ещё бы - столько по солнцепёку мотаться. Подушки тут же, садятся, вытягивая обутые ноги на ковре, глазеют на узорчатые ковры и красно-зелёный свет, падающий от цветных стёкол на окнах.

  Надо спешить!

  Юнус метнулся в кладовую, вытащил круглый стол в проход, выволок в комнату, поставил перед этими. Поклонился, растянув губы в улыбке. Дивятся, варвары, разглядывая чеканный узор по медной поверхности. Дивитесь, дивитесь, шакалы. Скоро сможете это купить.

  Анна принесла таз и ковш - руки помыть перед едой. Появилась Мария, в левой руке ваза с яблоками, в правой - кувшин с розовой водой. Дивитесь, шакалы - китайский фарфор, каймакский халандж!

  Но "гости" смотрят вовсе не на посуду.

  Юнус увидел, как глядит сутулый на его дочь и вздрогнул. Знаком ему такой взгляд - так придирчивый покупатель оглядывает ткани у него в лавке.

  Стиснув зубы, снова улыбнулся "гостям". Мария вышла. Зазвенела струйка воды по дну таза, сахибы принялись мыть руки.

  Всё, можно уходить, Анна справится сама. К пологу, шорох ткани и - за порог, во двор. Отец Хризостом уже вывел своего мула, навьючивает. Только бы успеть! Где же Мати? Двор проносится перед глазами - кривая олива, колодец, хлев - вот он, подглядывает сквозь круглые стёкла за "гостями".

  Со всех ног к ребёнку, присел, развернул личиком к себе.

  - Сынок, я тебе хочу кое-что сказать. - рука дрожит на плече сына.

  - Да, папа.

  - Отец Хризостом - это твой дядя. Мы не говорили тебе. Маме он приходится вторым братом.

  - У меня есть дядя-монах?

  - Да, сынок. И мы с мамой попросили дядю Хризостома взять тебя в Иерусалим. Помнишь, ты мне говорил утром?

  - Правда? А когда мы поедем?

  - Прямо сейчас. Пойдём к дяде. Съездишь, потом вернёшься и всё нам расскажешь.

  Поднялся и быстрым шагом к монаху, таща за собой Мати, чуть не за шиворот.

  - А ты с нами не поедешь? - малыш еле поспевает двигать ножками.

  - Нет, мне ведь нужно работать.

  "Господи, только бы успеть!"

  - А Ильяс?

  - Он должен мне помогать.

  "Ильяс и в рабах не пропадёт. Крепкий, смышлёный. И не столь красивый, чтобы вызвать похоть неверных. А всё-таки надо будет по лицу ему ножом полоснуть, когда вернётся, - чтоб наверняка".

  - А Мария?

  - Она не поедет.

  "А с Марией-то как быть?"

  - Ой, я же не сказал маме "до свиданья".

  - Я передам. Мама сейчас занята с гостями.

  "Может, Сержис съездит, выкупит, успеет? Эх, да знать бы, куда ещё повезут!"