Христиан Вольф и философия в России - [5]

Более того, в последующем анализе мы попытаемся показать, что как в противоречиях самой вольфовской метафизики, так и в полемике вокруг нее нашла отражение некоторая вполне реальная проблемная ситуация, которая к этому времени сложилась и достаточно определенно обозначилась не только в немецкой, но и в европейской философии. С наибольшей полнотой и глубиной сущность этой ситуации была понята и выражена, конечно, Кантом, критическая философия которого была осмыслением именно этой общей проблемной ситуации, закономерной реакцией на объективный запрос вполне конкретного исторического этапа в развитии философии Нового времени и века Просвещения. В целом этот этап можно, на наш взгляд, охарактеризовать как состояние всеобщего и глубокого теоретико-методологического и мировоззренческого кризиса, в котором вполне закономерно, в силу внутренней логики своего развития оказалась философская мысль в середине XVIII столетия.

Волею судеб Вольфу выпала незавидная участь не только быть историческим свидетелем и современником этой драматической эпохи, но и выступить в качестве наиболее заметного представителя, носителя или выразителя этого кризисного состояния. Внешние просчеты и противоречия вольфовской метафизики, лежащие на поверхности недостатки ее состава и структуры, метода обоснования исходных принципов и понятий и общей логики построения ее системы были не более чем симптомами или внешними проявлениями некоторых внутренних и глубинных пороков и противоречий рационалистической метафизики, да и традиционной философии вообще.

Важно, однако, подчеркнуть и понять, что эта печальная судьба выпала Вольфу вовсе не потому, что он был плоским и поверхностным мыслителем, эпигоном и эклектиком, к каковым скорее можно отнести его многочисленных учеников и последователей (хотя такого рода собрание «бездарей» в рамках одной философской школы представляется исторически малоправдоподобным). Вольф стал своеобразным индикатором общего кризиса метафизики именно потому, что он был предельно последовательным ее сторонником, стремился не только развивать ее традиции, но и совместить их с принципами научного знания и просветительского мировоззрения современной ему эпохи.

Поэтому необходимо четко отличать исторически случайную и индивидуальную участь Вольфа от исторически закономерной, объективной судьбы его философской деятельности, сыгравшей весьма значительную, но во многом непонятую и недооцененную роль в истории философской мысли века Просвещения. Именно эту цель мы и преследуем в последующем анализе конкретного содержания вольфовской метафизики, ставя своей непосредственной задачей уяснение того, что ее догматизм и внутренняя противоречивость, вступившие в конфликт с принципами научного познания и просветительского мировоззрения, возникли, с одной стороны, вопреки его сознательному намерению, а с другой — именно благодаря его замыслу построить научно строгую и просветительски ориентированную систему философии.

В предисловии к первому изданию своего главного философского труда «Разумные мысли о Боге, мире, и душе человека, а также о всех вещах вообще» (1719 г.) (в литературе эту работу обычно обозначают как «Метафизика») Вольф заявляет, что главная цель метафизики — достижение счастья людей — не будет достигнута, пока в ней отсутствуют основательные доказательства, ясные, отчетливые и подтверждаемые в опыте понятия о каждой вещи. Поэтому свою задачу он видит в том, чтобы в «обсуждаемых материях», а именно в понятиях о Боге, мире, душе и всех вещах «возжечь свет науки», т. е. сформулировать о них «разумные мысли», основываясь на «ясных опытах» и «хороших выводах» [см. 1.: С. 3—4].

Такого рода установки, как уже отмечалось, отнюдь не были новы для всей философии Нового времени и в целом воспроизводили аналогичную, хотя и не реализованную идею Декарта и Лейбница относительно создания универсальной системы научного знания или всеобщей науки (scientia generalis), которая была бы построена согласно строгим логико-математическим законам и была бы сведена к простейшим и достоверным аналитическим высказываниям или «истинам разума». Вольф активно поддержал эту идею, о чем с одобрением отзывался Лейбниц в переписке со своим юным коллегой. Уже в ранние годы у Вольфа сложилась безоговорочная вера в логический идеал знания и математический метод в качестве наиболее достоверного метода познания, а также способа решения всех метафизических проблем.

Но кроме того, как уже отмечалось, особенность вольфовской философии заключалась в ее подчеркнуто просветительской направленности и до известной степени демократической ориентации, особенно заметной на фоне довольно элитарного характера философской мысли XVII столетия или так называемого «века гениев». В том же предисловии к «Метафизике» Вольф писал, что достижение ясности, строгости и обоснованности ее понятий не должно быть самоцелью, но быть средством просвещения философского разума и человеческого рассудка вообще. Подводя итоги самого плодотворного периода своего творчества, он писал, что всегда стремился к достоверному познанию того, что служит благу человеческого рода, к применению найденных истин для пользы людей, «укрепления» их рассудка, добродетели и т. д. [4. С. 180]. Мысль о том, что философ должен быть «слугой человечества», встречается буквально во всех трудах Вольфа, а общим девизом своей философии он избрал латинское изречение «Ad usum vitae» (для житейской надобности).