Хрестоматия по патопсихологии - [62]

в) Смысловые поля выводятся за пределы задания. К. предлагается короткий рассказ. К. сам внимательно прочитывает и затем начинает рассказывать. Мы приведем здесь текст рассказа. Дети на дворе играли в мяч, вдруг мяч попал в стекло квартиры, раздался звон разбитого стекла. Мать выбежала и начала сердиться на детей. Она запретила им играть в мяч и велела идти домой. К. передает рассказ следующим образом: «Дети пошли гулять, взяли мяч для игры, в это время шла игра с мячом, взял, значит, мяч и попал, значит, рукой мячом и разбил стекло, тогда пришла мать, рассердилась, после чего пришлось вставить новое стекло». В передаче этого рассказа больной завершил ситуацию, данную в рассказе, добавив то, что в действительности в жизни имеет место как естественный конец такой неприятной истории.

При повторении фраз (что вообще трудно дается больному) мы получаем тот же феномен - расширение и завершение ситуации. Врач предлагает повторить: «Вора посадили в тюрьму». - К. повторяет: «Вора засадили, вора посадили в тюрьму, после этого уже больше перестал воровать». - Врач: «Перед обедом все шли мыть руки». - К.: «Мы пошли обедать, взяли полотенце и пошли обедать». Здесь также сюжет доводится до конца. Ситуация рассказа или фразы создает такое смысловое поле, которое благодаря своей незаконченной структуре (сюжет не до конца отвечает действительности) влечет к его расширению и завершению (так же как в действии - незаконченные действия).

3. КОНКРЕТНОСТЬ МЫШЛЕНИЯ

Все указанные примеры, как это нетрудно было видеть, дают картину конкретного мышления и подводят нас к анализу сущности и динамики конкретного мышления. Эта конкретность мышления динамически определяется полным подчинением смысловым полям, изображающим ситуационную действительность. Соотношение сил в смысловом поле определяется фактическими связями, обилием реальных ситуационных моментов, которые и ведут больного в ту или иную сторону в решении смысловой задачи.

Конкретность К. видна помимо прошлых примеров также из следующих данных.

Больному совершенно недоступны условные операции со значениями. (Он может механически запомнить 4 слова, но не может запомнить те же слова с помощью карточек, которые функционально связываются со словом. При воспроизведении отвечает наименованием картинки, изображенной на карточке.)

Больной так связан с действительностью, что не может говорить о пионере вообще; если перед ним на картинке изображен пионер с красным галстуком, он все время переходит на разговор о галстуке, не может объяснить, что значит пионер. Таким образом, само содержание и тема беседы определяются тем, что больной в данный момент воспринимает и видит.

Не понимает пословиц.

Опредмечивает геометрические фигуры (на круг говорит - луна, на четырехугольник - доска, на эллипс - яйцо).

С закрытыми глазами не может указывать местонахождения отдельных частей комнаты (чрезвычайно растерян, всем своим видом показывает, что вся задача неясна вследствие бессмысленности).

Все это, вместе взятое, как и многие приведенные выше примеры, показывает, что речь К., особенно ее смысловая сторона, резко изменена. Все почти авторы, писавшие об афизических расстройствах при болезни Пика (Штерц, Пик, Липман, Шнейдер), указывали на то, что афазия в этих случаях не укладывается в обычную клиническую схему афазических синдромов. Расстройства то ближе подходят к моторной афазии, то к сензорной; относительно мало меняется внешняя звучащая сторона речи, но наблюдается обычно распад речи, функционирующей как носитель значений. Речь становится беднее формами, малодифференцированной в семантическом строении, пока речевая символизация не угасает вовсе. Больные утрачивают потребность в речи и волю к ней, сохраняя вполне корректный объем спонтанной речи и часто живую экспрессивную, выразительную речь. На первый план выступает распад сигнификативной функции речи, ее семантического строения (Шнейдер).

У нашего больного мы наблюдаем также несомненные афазические расстройства, в которых симптомы сензорной, моторной и амнестической афазии выступают скорее как периферические, чем как центральные.

В чем сущность речевых расстройств у К.? Нам думается, что ближе и точнее всего можно определить их как распад значения слова, как семантическую афазию (Хэд) при относительной сохранности звуковой, внешней, физической стороны речи и при сохранности предметной отнесенности слова, т. е. индикативной функции речи. Слово для больного имеет лишь одно определенное буквальное значение, всецело определяемое ситуацией: предметную отнесенность.

Это сказывается прежде всего в том, что никакие операции, которые требуют от больного сосредоточения внимания на самом слове или на значении слова как таковом, вне конкретной ситуации оказываются для больного невыполненными по существу. Так, в задачах, где требуется сравнение двух значений, испытуемый уводится от прямого пути решения задачи предметным значением слова и вместо сравнения понятий воспроизводит конкретные ситуации. Приведем примеры. Врач: «Что больше: море или река?» - К.: «Море». - Врач: «Почему?» - К.: «Бывают аварии, погибают, и вместе с матросами и значит погибают...» - Врач: «Что больше: дерево или цветок?» - К.: «Дерево». - Врач: «Почему?» - К.: «Потому, что и цветок увядает, цветок роскошь, а из этого делают разные, делают из столов, из всяких таких». - Врач: «Что больше: платье или перчатки?» - К.: «Платье». - Врач: «Почему?» - К.: «Потому, что лучше платье, чем перчатки». - Врач: «Из каких букв составлено слово „стол“?» - К.: «Стол бывает деревянный».