Хрен С Горы - [22]

Притащенная женщинами еда в горло почти не лезла.

До обеда продолжался банкет, совмещённый с собранием Движения за Водопровод и Канализацию — как я мысленно окрестил тех, кто поддерживал мою идею. А потом мы двинулись к площади возле резиденции старосты. По пути в хвост к нашей группе пристраивался народ. Так что к центру деревни меня уже сопровождала внушительных размеров толпа.

Собравшихся к этому времени на площади было ещё больше. Но, только взобравшись на деревянный помост, я сумел оценить масштаб сегодняшнего мероприятия: надо же, сколько в Бон-Хо живёт людей — навскидку тысячи полторы, если не две. Я и раньше, конечно, знал, что в деревне больше сотни хижин, в каждой из которых обитает в среднем не менее десятка туземцев, но всё равно, толпа впечатлила.

Сегодня здесь, считай, всё взрослое население Бон-Хо и немало подростков и ребятишек. А что, не каждый день ужасный колдун Сонаваралинга митинг устраивает.

Преодолевая робость перед большой аудиторией, я начал речь. Готовился к сему событию я несколько дней: тщательно подбирал цветастые обороты, без которых у местных не обходится ни одно публичное выступление, заучивал все эти вычурные предложения, даже интонацию подбирал.

Увы, уже в середине выступления был виден полный провал: публика откровенно скучала, не проявляя никакого интереса к идее обустройства водопровода в отдельно взятой деревне. Заканчивать речь пришлось под монотонный гул, стоящий в толпе: кто обсуждал свои домашние проблемы, кто травил соседям байки, молодняк затевал весёлую беготню.

Наконец, я обессилено замолчал, ожидая реакции собравшихся. Староста и шаман молчали, давая возможность высказаться народу. Ага, первый желающий. Точнее — не желающий — строить водопровод. Следом за ним другие обитатели Бон-Хо забирались на помост рядом со мной и говорили — кто в поддержку, кто против новой затеи. Но преобладали противники строительства.

С каждым новым выступающим крушение моей инициативы приобретало всё более осязаемые очертания. Не выдержав, я взял повторное слово. Поскольку апелляция к лени не задела сердца детей каменного века, я решил упор сделать на вреде для здоровья грязной воды из ручьёв и реки. От волнения я то и дело переходил с туземного на русский, спохватившись, вновь начинал говорить на местном, вставляя в него термины, отсутствующие в языке обитателей Пеу.

Публика оживилась. Правда, оживление это было не очень хорошее: как-то недобро заблестели у многих глаза; и слишком заметным было шевеление рук, тянущихся к дубинкам и ножам. От подобной реакции аудитории на мою попытку санитарно-гигиенического просвещения я в растерянности замолчал.

Произошедшее дальше в полной мере я сумел осознать только спустя несколько дней. Сперва толпа взорвалась возмущёнными криками. Но никто не рисковал первым броситься на колдуна, выкрикивающего страшные заклинания, вызывающие мелких, но, несомненно, страшных духов-микробов, которые должны поразить поносом и болями в животе жителей селения, не желающих выполнять его прихоть и строить какую-то никому ненужную ерунду.

Но это я потом, после разговоров со старостой, шаманом и своими друзьями, понял. Сейчас же я стоял и не мог сообразить, почему реакция публики вдруг резко изменилась от равнодушия до открытой враждебности.

Наконец, самый не то храбрый, не то глупый, не то просто нетерпеливый — рванул из толпы в мою сторону.

Единственное, что спасло меня в тот день — это то, что я не успел сообразить и хоть как-то среагировать на несущегося папуаса с занесённой для удара палицей. Из ступора я вышел только тогда, жаждущий размазать мои мозги по своей боевой дубине бонкиец, запрыгнув в один прыжок на помост, зацепился чем-то из своих ожерелий или амулетов за торчащий из бревна сучок и, растянувшись во весь рост, припечатался лбом о настил. А оружие, вырвавшись из правой руки моего несостоявшегося убийцы, крутанувшись в воздухе, брякнулось буквально в паре сантиметров от моих босых ног. Я стоял, ожидая, что сейчас этот психопат встанет и кинется на меня, докончив свой замысел. Но он лежал без движения.

Появление на помосте рядом со мной Боре, Ваторе и Аклиных братьев и прочих кузенов, выставивших боевые дубинки и ножи в сторону волнующейся толпы, я как-то пропустил. А вот как на свободное место по левому краю запрыгнул Длинный и точно также выставил неслабых размеров нож, угрожая стоящим внизу — увидел. Уже потом я выяснил, что мой недавний пациент решил принять сторону могущественного колдуна, опасаясь, как бы тот (я, то есть), чуя свою гибель от взбесившейся толпы, не начал напоследок чародействовать, мстя своим убийцам, и заодно не вынул его многострадальную душу из тела вновь. Такие вот выверты первобытного сознания.

Именно главный деревенский хулиган перевернул не подающего признаков жизни парня, бросившегося на меня. Теперь понятно, почему тот не успел завершить задуманное: на месте его правого глаза было кровавое месиво. А торчащий из бревна помоста сучок покрыт чем-то бурым. Вот такая нелепая смерть…

В общем, анализируя тот заполошный день впоследствии, я склоняюсь к тому, что именно вмешательство Длинного, человека не то чтобы стороннего, но даже пострадавшего от моего колдовства, предотвратило расправу надо мной. Люди часто останавливаются перед непонятным и странным: а поступок записного деревенского хулигана, вставшего плечом к плечу с моими сторонниками на мою защиту, был именно таковым.