Хребет Скалистый - [36]

— А что было среди пропавших картин? — спросила Ольга. — Каким образом получилось, что они пропали?

Проценко, увидев, что Решетняк закуривает, неожиданно взял у него папиросу, но не закурил, а опустился на какой-то чурбак и стал рассказывать:

— В 1942 году в Краснодаре скопилось множество ценнейших произведений искусства. Сюда были свезены картины, скульптуры, уникальный фарфор из Киева, феодосийской картинной галереи Айвазовского, из Одессы. Была одно время у нас и знаменитая Севастопольская панорама. Когда создалась угроза фашистской оккупации Кубани, эти ценности стали вывозить дальше в тыл — в Сибирь, в Среднюю Азию. В первую очередь стали переправлять наиболее тяжелые по весу вещи. Поэтому скульптуры, панорама, фарфор и полотна большого формата — все были доставлены к месту назначения в целости и сохранности. Вывозили ценности постепенно. Иначе не было возможности. Вагонов не хватало. Многое нужно было вывезти в те дни. Последнюю партию картин из музея повез некто Лопатин. Эта партия на место не прибыла. После освобождения Краснодара их, конечно, сразу же стали искать.

— Кто искал? — перебил Решетняк. — Что дали эти поиски?

— Розысками занималась специальная бригада Союза советских художников. В нее входил и я. Что мы сумели разузнать? Очень немного. За несколько часов до входа в город фашистов эшелон вернулся назад. Станция Кавказская, через которую он должен был пройти, уже находилась в руках врага. Лопатин достал какую-то лошадь и погрузил на повозку, как говорят очевидцы, тюки и ящики. С тех пор о картинах не было ни слуху ни духу. Лопатин погиб. Как-то рано утром соседи натолкнулись на его труп у входа на Сенной базар. У старика была прострелена голова. Вот и все.

Было решено, что картины уничтожил какой-нибудь фашистский варвар, не зная их подлинной цены.

— А что именно было среди этих пропавших картин? — решилась спросить молчавшая все это время Аня.

Проценко, считавший интерес к живописи одним из лучших человеческих качеств, доброжелательно посмотрел на нее и прошел к стоящему в углу столу. Он достал из ящика видавший виды кожаный бювар, перебрал хранящиеся в нем бумаги и вытащил одну из них.

— Вот смотрите, — положил он перед Аней пожелтевший от времени лист, — это не полные данные, а лишь то, что удалось установить мне.

Список был довольно длинный, но Проценко пояснил:

— Наиболее ценные вещи подчеркнуты синим карандашом. Видите? Айвазовский, Джулио Романо — ученик Рафаэля, опять Айвазовский, Репин, Венецианов. Словом, кроме найденного Рублева, еще восемь картин, которым цены нет. Надо искать, и искать немедленно.

Некоторое время все молчали, потом глухо, как бы неуверенно, заговорил Решетняк:

— Если предположить, что Николай действительно спрятал эти картины, то это могло случиться лишь после того, как меня увезли. Иначе я знал бы о них. Погиб Николай в горах Скалистого хребта. Там и надо искать.

— Ничего вы не понимаете, подполковник милиции! — вспыхнул Проценко. Николай же пишет: на Тамани. Там и искать.

Они долго спорили, но так и не смогли друг друга убедить.

Отряд Гудкова был рейдирующим, то есть непрерывно находился в движении. Именно на Тамани он зародился и оттуда с боями прошел в предгорья Главного Кавказского хребта, к так называемым Черным горам и Скалистому хребту. Однако Решетняк отверг предположение, что Гудков оставил ценности на Тамани. Подполковник ссылался на то, что пользовался полным доверием у своего командира и не мог не знать об этом. Потом, какая надобность была прятать ценности, если с Большой землей была постоянная связь и их можно было переправить с первым же самолетом? В крайнем случае можно было шифровкой сообщить обо всем в штаб фронта.

Доводы были вескими, но Проценко упрямо не соглашался с ними. Мало ли какие соображения могли быть у Гудкова. Может, он боялся, что самолет собьют, а шифровку перехватят. Не говорил же он Филиппу в целях лучшего сохранения тайны.

— Прямо сказано — Тамань, — упорствовал художник, — на берегу Б… Это значит — где-то на берегу лимана Большой Кут или на берегу Бугозского рукава, что впадает в Кизилташский лиман.

Скептическое отношение к рассуждениям Проценко не покидало Решетняка.

— Ничего себе, точный адресок — либо Большой Кут, либо Бугозский рукав! А по-моему, на берегу Б… — это на берегу реки Белой.

— Тьфу! — в сердцах плюнул Проценко. — Я просто не видел такого упрямого человека! Ведь написано же, написано: Тамань.

— Да бросьте вы спорить, — начала их успокаивать Ракитина, видя, что опор может перейти в ссору, — что Тамань, что Скалистый хребет — одинаково. И то и другое — это десятки километров.

— Верно, — согласился Решетняк и прекратил спор. В его душе шевельнулось сомнение.

Ведь совершенно очевидно, что Нижник охотился за кладом Гудкова. А у него были припрятаны карты и Скалистого хребта и Тамани, — Нужно шаг за шагом пройти по следам отряда Гудкова и обследовать все, пошел наконец на компромисс и Проценко. — Игра стоит свеч.

— Это почти невозможно, — возразил Решетняк. — Надо искать убийцу. Нет сомнения, что у него есть какие-то ключи к этой тайне.

— Ну уж нет, слуга покорный! — снова взорвался Проценко. — Пока вы будете искать, он преспокойно картины заберет и, чего доброго, их за рубеж спро-вадит.