Хранительница тайн - [51]

Хотя на часах было только девять, она решила лечь. Лорел устала с дороги, а завтра хотела поехать в больницу пораньше, чтобы застать Дороти в период просветления. Муж Роуз, Фил, пригнал для нее зеленый, словно кузнечик, «мини» шестидесятых годов. Лорел вымыла тарелку, сунула «Строптивую музу» под мышку и поднялась в спальню, отдавая ферму во власть призраков.

– Вам повезло, она проснулась и чувствует себя бодро, – промолвила хмурая медсестра, умудряясь сообщить хорошую новость с кислой миной. – Вечеринка на прошлой неделе утомила ее, но вообще визиты родственников полезны. Главное, без переборов.

Медсестра улыбнулась дежурной улыбкой – вылитая сестра Рэтчед из «Пролетая над гнездом кукушки» – и снова обратилась к планшету.

Уговорила, ирландскую джигу отплясывать не будем, подумала про себя Лорел по пути к палате. Когда на тихий стук никто не отозвался, она осторожно открыла дверь. Дороти сидела, откинувшись на спинку кресла, спиной к двери, и Лорел показалось, что она дремлет. Только подойдя ближе, она увидела, что мама не спит, а пристально рассматривает предмет, который держит в руках.

– Привет, мам, – поздоровалась Лорел.

Дороти вздрогнула и подняла голову. Взгляд был затуманенный, но дочь она узнала.

– Лорел. А я думала, ты в Лондоне.

– Я приехала погостить.

Мама не спросила зачем, и Лорел подумала, что, возможно, в возрасте Дороти, когда заботливые близкие предпочитают не посвящать стариков в печальные или тревожные обстоятельства своей жизни, к этому привыкаешь. Неужели и она доживет до таких лет, когда ей будет все равно? Ужасная перспектива.

– Что там у тебя? Фотография?

Трясущейся рукой Дороти протянула ей маленькую серебряную рамку, старую и выщербленную, но тщательно отполированную. Фотография была незнакома Лорел.

– Это от Джерри, – объяснила мать. – На день рождения.

Чудесный подарок для Дороти Николсон, патронессы всех вещей, выброшенных на помойку. И так похоже на Джерри. Лорел порой казалось, что младший брат совершенно не приспособлен к жизни, но иногда его проницательность ее удивляла.

При мысли о Джерри Лорел ощутила беспокойство. Перед отъездом из Лондона она оставила на его университетском автоответчике три сообщения – последнее поздно ночью, после нескольких бокалов красного вина, и, кажется, погорячилась. Она сказала, что едет на ферму, хочет раз и навсегда выяснить, что же в действительности там случилось, «когда мы были детьми», что сестры не в курсе и что ей нужна его помощь. Джерри так и не перезвонил, и Лорел думала, что, возможно, напрасно его в это втягивает.

– Какая-то свадьба. – Она надела очки, чтобы получше рассмотреть незнакомых людей, застывших в официальных позах за мутным стеклом. – Ты ведь их не знала?

Мать ответила уклончиво.

– Дивная вещица, – промолвила она с тихой грустью. – Наверняка он нашел ее на благотворительной распродаже. Эти люди… снимку следовало бы висеть на чьей-нибудь стене, а не валяться в коробке с хламом… Ужасно, как мы порой бываем жестоки!

Лорел согласно кивнула.

– Красивая фотография, – заметила она, водя большим пальцем по стеклу. – Судя по одежде, время военное, хотя жених не в форме.

– Тогда не все носили форму.

– Ты про уклонистов?

– Разные были причины.

Дороти забрала рамку из рук Лорел, еще раз всмотрелась в лица и поставила снимок на тумбочку, рядом с фотографией собственной скромной свадьбы.

При упоминании о войне Лорел встрепенулась. Вот и повод расспросить Дороти о ее прошлом.

– А чем ты занималась во время войны, мам? – спросила она с наигранным равнодушием.

– Я работала в Женской добровольческой службе.

Ни промедления, ни тени смущения. Словно мать и дочь часто говорили о войне, а не обсуждали эту тему впервые.

Лорел жадно ухватилась за нить.

– Вязали носки? Кормили солдат?

Мать кивнула.

– У нас была столовая в церкви. Варили суп для солдат, раздавали еду на улицах.

– Под бомбами?

Снова легкий кивок.

– Мам… – Лорел запнулась. Такой откровенности она не ожидала. – Ты очень храбрая.

– Нет, – ответила Дороти неожиданно резко, ее губы задрожали. – Были люди гораздо храбрее меня.

– Ты никогда не рассказывала нам о войне.

– Никогда.

Но почему, хотелось крикнуть Лорел. Так расскажи мне теперь! Почему твое прошлое окутано тайной? Генри Дженкинс и Вивьен, детство в Ковентри, военные годы – до того, как ты встретила папу. Почему ты с таким отчаянием ухватилась за свой второй шанс? Что заставило тебя поднять руку на человека, который осмелился бросить тень из прошлого на твою новую жизнь?

– Жаль, что тогда мы не были знакомы, – промолвила Лорел вслух.

– Это было бы непросто устроить, – улыбнулась Дороти.

– Ты понимаешь, о чем я.

Дороти беспокойно заворочалась в кресле.

– Едва ли я бы тебе понравилась.

– Почему?

Рот Дороти исказился, словно ей было трудно говорить.

– Почему, мам?

Дороти выдавила улыбку, которая совсем не вязалась с ее голосом и выражением глаз.

– Видишь ли, с возрастом люди меняются… становятся мудрее, учатся на собственных ошибках… Я очень стара, Лорел. Те, кому выпало жить долго, обречены сожалеть о поступках, которые совершили в прошлом… и которые предпочли бы не совершать.