Хранительница тайн - [30]

– Мой нос слишком велик для лица, – сказала она однажды маленькой Лорел. – Я не использую Богом данный талант. Мне следовало стать парфюмером.

Отвернувшись от зеркала, Дороти лукаво улыбнулась. От ее улыбки сердце Лорел замерло в предвкушении.

– Хочешь узнать секрет?

Лорел, сидевшая на краю родительской кровати, кивнула. Мать склонилась над ней, кончиком носа коснувшись пуговки детского носика.

– Давным-давно, когда я еще не стала мамой, я была крокодилом.

– Крокодилом? – Лорел задохнулась от удивления.

– Да, но потом мне надоело. Плавать и щелкать зубами. А еще тяжело таскать за собой хвост, особенно когда намокнет.

– Поэтому ты решила стать тетей?

– Не совсем. Таскать хвост тяжело, но это не повод пренебрегать своими обязанностями. Однажды я лежала на берегу реки…

– В Африке?

– Разумеется. Ты же не думаешь, что крокодилы водятся в Англии?

Лорел замотала головой.

– Так вот, однажды, когда я лежала на берегу, мимо прошла маленькая девочка с мамой. Они держали друг друга за руки. И я поняла, что тоже так хочу. Вот я и превратилась в человека. А потом у меня появилась ты. Так что все сложилось не так уж плохо, за исключением носа.

– Как у тебя получилось? – удивленно заморгала маленькая Лорел. – Как тебе удалось превратиться в человека?

– Ну, – Дороти отвернулась к зеркалу и расправила на плече бретельку от платья, – ты же не ждешь, что я выболтаю все свои секреты. Спроси меня как-нибудь в другой раз. Когда подрастешь.

Чего-чего, а воображения маме было не занимать.

– А что ей оставалось! – фыркнула Айрис, которая везла их домой с вечеринки. – Пятеро детей! Тут любая спятит.

Спорить с этим было трудно. Лорел точно сошла бы с ума. Пятеро орущих, вечно скандалящих отпрысков, протекающая крыша, птицы, свившие гнезда в трубе… Кошмар, да и только.

Вот только никакого кошмара не было и в помине. Их идиллическую жизнь было впору описывать в романах, которые критики именуют ностальгическими. (Если выкинуть историю с ножом. Тоже мне идиллия, хмыкнули бы критики.)

Лорел смутно помнила, как, будучи подростком, недоумевала, неужели можно выбрать жизнь, состоящую только из домашних хлопот? В далеком тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году за увлечением Кингсли Эмисом ей было не до «Листочков майскою порой»[9]. Впрочем, она была вполне довольна выбором родителей. Молодость заносчива, и Лорел думала, что, в отличие от нее, им просто недостает авантюризма и отваги. Ей даже в голову не приходило, что Дороти не всегда была счастливой женой и матерью, что у нее есть прошлое и это прошлое скрывает тайну.

Нынче прошлое Дороти окружало Лорел со всех сторон. Оно обрушилось на нее в больнице, когда Лорел увидела фотографию Вивьен. Прошлое подстерегало на каждом углу, отзывалось шепотами в ночной тишине. С каждым днем его груз становился все тяжелее, принося с собой кошмарные сны. Лорел не могла сосредоточиться ни на фильме, который запускался на следующей неделе, ни на интервью. Она должна узнать тайну своей матери – все остальное неважно.

А тайна и впрямь существовала. Не будь Лорел так в этом уверена, она получила бы подтверждение из уст самой Дороти. На ее девяностолетии – правнучки плели венки из маргариток, внук перевязывал носовым платком разбитую коленку собственному сыну, а дочери хлопотали, чтобы всем хватило чая с тортом, – кто-то крикнул: «А теперь речь!»

Очаровательно улыбнувшись на фоне поздних осенних роз, Дороти сплела тонкие пальцы, нервно поправила сползающие кольца и вздохнула.

– Мне очень повезло, – произнесла она старческим надтреснутым голосом. – Посмотрите на себя, посмотрите на моих детей. Я так благодарна, так счастлива, что мне был дан… – Губы Дороти задрожали, веки затрепетали, все бросились обнимать и целовать бабушку, и пропустили конец фразы: – второй шанс.

Все, но не Лорел. Она пристально всматривалась в прекрасное, усталое, загадочное лицо в поисках ответа. Ибо те, чья жизнь скучна и безгрешна, не благодарят за что, что получили второй шанс.

Лорел свернула на Кемпден-гроув, и ветер швырнул ей под ноги осенние листья. Листья хрустнули под ногами, время сделало петлю, и девятилетняя Лорел вновь оказалась в лесу за фермой.

– Хорошенько набивайте пакеты. Наш костер должен вспыхнуть до небес!

Мамин голос, ночь Гая Фокса. Лорел и Роуз в резиновых сапогах и шарфах, Айрис в коляске. Джерри – дальний шепот, светлячок на фоне розовеющего неба, Дафна, тоже еще не родившаяся, плавает и кувыркается в мамином животе: «Я здесь, я здесь!» («Это произошло, когда ты была неживой», – обычно добавляли старшие сестры, говоря о событиях до ее рождения. Смерть вовсе не пугала Дафну, куда досаднее было, что шумное празднование прошло без нее).

Дойдя до половины улицы, как раз напротив Гордон-плейс, Лорел остановилась. Вот он, двадцать пятый номер. Как и полагается, втиснут между двадцать четвертым и двадцать шестым. Дом ничем не отличался от соседей-викторианцев: белая штукатурка, черные балконные решетки, мансардное окно в ветхой шиферной крыше. Детская коляска, напоминающая луноход, на мощенной разноцветными плитками дорожке, гирлянда тыквенных голов в окне первого этажа. Синей мемориальной таблички на доме нет, только номер. Очевидно, некому было убедить Комиссию по охране исторических зданий, что дом Генри Рональда Дженкинса заслуживает внимания. Интересно, догадываются ли сегодняшние обитатели, что некогда дом принадлежал известному писателю? Едва ли. Множество лондонцев спокойно живут в домах, где до них обитала знаменитость. К тому же слава Генри Дженкинса давным-давно миновала.