Хранители - [11]

Иеромонаха Тимофея с сердечным приступом доставили в больницу Ираклиона на следующий день после аварии, в которой погиб архимандрит. И ближе к вечеру он скончался от острой сердечной недостаточности. Похоронили отца Тимофея рядом с его наставником и другом, которого он пережил лишь на сутки.

— Но вокруг его смерти слишком много всякой… — Ваня сделал неприличный жест средним пальцем и соответствующе выразился.

— Во-первых, после похорон ко мне подошел его друг Костас, который держит ресторан в Рефимно12, и передал ключи… Кстати, где они?

Я успокоила Ваню, что связка цела.

— Сказал, что за два дня до смерти дядя приехал к нему и без объяснений вручил ключи с просьбой отдать мне в случае его кончины. Во-вторых, за неделю до… всего этого ко мне в контору заявился еще один дядин друг. И сказал, шо дядя просит дать ему машину на четыре дня — ключи передать с ним, с другом. А саму машину дядя сдаст потом в наш ираклионский офис.

Ваня помолчал.

— Возле ираклионского офиса он и услышал по радио сообщение о смерти архимандрита, оттуда его и увезли в больницу. Но есть еще и в-третьих. Теперь говорят, что смерть архимандрита не несчастный случай. Что с дороги его столкнули…

— Кто говорит?

— Все говорят. На похоронах, например. Дескать, на заднице «амарока» вмятина. Понимаешь?

— Имеешь в виду, дядя не связывался с тобой напрямую, потому как боялся впутывать тебя… во что-то?

— Да, именно это я и имею в виду.

Под глазами у Ивана были темные круги, на щеках — отросшая щетина.

— Я не понимаю, что за херня происходит. — Он потер веки рукой.

— И, Вер… я так и не доехал до него. Собирался как раз в эти выходные, — тихо закончил он.

Зазвонил мобильный. Еще под властью тяжких дум Ваня ответил, но тут же нахмурился и резко сел. Отравленному алкоголем организму такое не понравилось. Лишь подавив приступ тошноты, похлопав глазами и сосредоточенно подышав сперва носом, потом ртом, как на приеме у терапевта, Ваня смог продолжить разговор:

— Да… Что именно? Когда? Хорошо… Но я приеду не один, а с близким другом. Хорошо.

Нажав отбой, помолчав, сказал:

— Так… На Крит прилетел какой-то митрополит. То ли Филимон, то ли Филарет, то ли черт его знает как. Хочет меня видеть. Есть что сказать про дядю. Про его духовное завещание. Мне. — На этом месте Ваня нецензурно выругался.

Я села к нему на подушку:

— Вань, не бесись. Я понимаю, что тебя злит.

— Да?

— Да. Но он совершенно точно хотел тебя от чего-то уберечь. Когда ты встречаешься с митрополитом?

— Завтра, в двенадцать. В храме Святой Троицы в Ханье. Вер, поедешь со мной, а? — его тон моментально утратил ершистость, став просительным. — Не очень-то я с попами привык гутарить. — Он осекся. — Дядя не в счет, он не… поп.

— Конечно, поеду. Только напряги мозг, вспомни, как зовут митрополита.

— Филарет. Кажется. — Ваня вздохнул и закрыл глаза.

Он осунулся и похудел за те дни, что мы не виделись.

— Ну и славно, пойдем теперь баиньки, — потянула я его за руку.

— Ты со мной как с дитем, — усмехнулся он.

Впервые за это время. Но поднялся и пошел.

Спать Иван снова бухнулся в мою кровать. Перед сном я заставила его выпить отвар вербены. Мария учила, что это одно из лучших средств при похмелье.

Ей сразу и позвонила. Договорившись, что они приедут завтра, спросила:

— Как принято одеваться к высоким церковным чинам? Ну или вообще — на исповедь? У вас же не обязателен платок?

Мария подтвердила, что платок на голову не нужен. В одежде достаточно неброских тонов и закрытых рук, ног. Еще поведала, что митрополит Филарет был православным главой одной из областей на севере Греции.

— Ты настоящий кладезь информации, — прочувствованно поблагодарила я. Интернета в отеле пока не было.

— Как Иван? — спросила она.

— Так себе…

— Не волнуйся, — просто сказала Мария, — езжай и делай, что нужно. Мы тут за всем приглядим.

Я невольно улыбнулась. С одной стороны, можно было сказать, что денег, которые Ваня платил им с Димитрисом, вполне хватало на такую добросовестность: не все в деревне, где они жили, могли похвастаться пусть и небольшим, но стабильным доходом. С другой — оба пожилых критянина прикипели к отелю. И относились к нему как к своему детищу. В словах Марии было смешение первого и второго.

Утром Иван соскреб с лица щетину бритвой Димитриса.

Я же впервые за долгое время открыла шкаф в большой комнате. Все лето мой гардероб — шорты и пара маек — умещался на спинке стула в спальне.

Примерила перед зеркалом черные водолазку с рукавами по локоть и длинную юбку. Волосы заплела в косу, попутно отметив, что кудри уже ниже лопаток. Уезжая из Москвы, я остригла их по плечи. Быстро же они отрасли, закручиваясь от соленой воды в тугие кольца у висков.

Застегивая манжеты на рубашке, в комнату вошел Иван.

— Ваня, как я выгляжу?

— Если б это была не ты, я сделал бы тебе хорошо и приятно.

Отлично. Друг постепенно приходит в себя.

— Вот я и думаю: не слишком водолазка обтягивает? Поменять?

Он фыркнул:

— И паранджу надень. Нормально ты одета. К дяде на исповедь тетки так и ходили. Просто комплекция у всех разная.

Подгоняемая Иваном, я кинула в маленький рюкзак кошелек, косметичку и телефон с зарядкой. Заперла входную дверь, и на Ванином «сузуки» мы отбыли прочь.