Хранители Кодекса Люцифера - [209]

Остров света образовывался двумя расположенными впритык друг к другу слуховыми окнами. Ставни, аккуратно сложенные Друг на друга, находились под ними. Было очевидно, что они не выпали, – их преднамеренно вынули. Покрытый платком предмет походил на небольшой сундук, к которому были прислонены другие предметы, – судя по их прямоугольной форме, опять картины. По совершенно непонятной причине Александру охватило чувство, обычно возникающее, когда проникаешь в пустынную церковь, собираясь разузнать что-то важное в святая святых. Через мгновение открылась причина ее тревоги: все было расставлено так, что напоминало раку. Чуть позже она убедилась в том, что это не та рака, в которой хранится почитаемая красота, или милость Божья, или полное тоски воспоминание о потерянном человеке, – это был кенотаф,[41] надгробный памятник зависти, недоброжелательства и ненависти. Когда она протянула руку к платку, ей показалось, как будто кто-то нанес ей удар по кончикам пальцев.

Александра убрала платок, хотя и не хотела этого. Тянущее ощущение в животе скрутилось в болезненный узел. Вверх взметнулось облако пыли. Она почувствовала отвращение, когда пыль легла на ее лицо и руки.

Взору девушки открылись две картины средней величины, опиравшиеся друг на друга и на сундук. Картины покрывал еще один платок. У сундука был замок, и в нем торчал ключ. Казалось, что Александра видит себя со стороны, видит, как она открывает крышку…

Внезапно она поняла, что находится там. Мумифицированная рожа с двумя рядами жемчужных зубов в раскрытом рту, пустые глазницы, высохшая рука, похожая на птичью лапку, длинные когти, выступившие из пальцев уже после смерти. Она уставилась на рожу, у которой вдруг открылся и закрылся рот; лапка вздрогнула и вцепилась в ее запястье голова медленно повернулась, а пустой взгляд вонзился в нее В сундуке оказалась одежда, старые украшения, смятые чепчики и совершенно высохшие веночки. Александра пристально смотрела на содержимое сундука; во рту у нее пересохло. Воспоминание о трупах двух крошечных человечков, которые лежали в сундуке в старых развалинах, на одно долгое мгновение оказалось настолько мощным, что они действительно возникли у нее перед глазами. Теперь биение сердца заставляло каждую клеточку ее тела болезненно вибрировать. Она вынула один из смятых чепчиков. Он принадлежал ребенку или юной девушке. Материал был хрупок, как старый пергамент. Другие вещи тоже были из другого мира, мира воспоминаний. Александра снова распознала в них собственность девочки, еще не знающей, что мир не раскроется ее мечтам, не потребовав за это высокую цену. Веночки раскрошились от ее легкого прикосновения.

Наконец она снова закрыла крышку и сдернула платок с обеих картин. Он отошел неохотно. Она высоко подняла его, чтобы рассмотреть, что же изображено на первой картине.

На этот раз Александра закричала от ужаса.

4

На первой картине было изображено лицо ребенка. Ребенок серьезно смотрел на зрителя, волосы его были прикрыты чепчиком, одет он был в наглухо застегнутую белую одежду с воротником, украшенным оборками. То, что это был детский портрет Поликсены фон Лобкович, не вызывало ни малейших сомнений. Художник сумел так передать зелень ее глаз, что они почти светились на бледном лице. От глаза и до самого рта левая половина лица была безжизненной, зияющей раной из разорванного полотна, торчащих волокон, отколовшейся краски. Это было нарисованное отражение поврежденной Венеры, и выглядело оно так, как будто его разорвали не ножом, а ногтями. Рука Александры взметнулась ко рту, чтобы заглушить крик. Картина упала и открыла вторую, стоявшую за ней. Это, снова оказался портрет хозяйки замка, но на этот раз на Александру смотрела юная девушка, примерно того возраста, в котором она могла бы носить вещи из сундука. Картина была в целости и сохранности. Александра дрожала всем телом.

– Она мертва, – произнес хриплый голос за ее спиной.

Александра резко обернулась. Хозяйка Пернштейна тоже рассматривала картину. Александра испугалась, что задохнется от биения собственного сердца.

Белая рука протянулась рядом с ней и подняла упавшую картину. Сейчас зияющая в полотне дыра выглядела гораздо ужаснее, чем минуту назад. Александра слышала собственное дыхание.

– Кто… кто это? – заикаясь, спросила она.

– Она мертва.

– Она была вашей сестрой? Сходство… Я думала…

Зеленые глаза переместились на нее. Ей показалось, как будто бы на нее посмотрели глаза с поврежденного лица. У Александры закружилась голова.

– Я проникла сюда, – запиналась она. – Я не хотела… Мне жаль, что я…

– Я хотела бы показать тебе кое-что.

Накрашенное лицо было почти таким же белым, как лицо обезглавленной статуи. Александра не могла отвести от него глаз.

– Кто это… Почему картина… А фигура Венеры? Кто разрушил их?

– Идем со мной, – произнесла женщина в белом. – Тебе пока что не оказали такого приема, какого ты заслуживаешь. Я хочу исправить это.

– Что?… Что вы хотите этим сказать?

Но взгляд рысьих глаз был таким властным, что девушка поднялась и последовала за сверкающей фигурой назад, к входу на чердак. Александра обогнула обезглавленную статую.