Хранитель забытых тайн - [56]

Но так было только до недавнего времени, когда в результате естественного хода вещей расстановка сил решительно изменилась не в ее пользу. Главным образом по этой причине (впрочем, с тем, о чем я писал ранее, также следует обращаться крайне осторожно и благоразумно) я прошу тебя, как только ты прочтешь это послание, сожги его. Дело в том, что король наградил юную мадемуазель одним неприятным недугом, который он сам, скорей всего, получил от какой-нибудь грязной шлюхи. Арлингтон и мадам Северен делают все от них зависящее, чтобы это осталось в тайне, хотя мы с тобой знаем, что такого рода тайны долго таковыми не остаются. И когда все станет явным, в борьбе за власть начнется новый этап, интриги разгорятся с новой, невиданной силой и каждый министр, каждый придворный будет лезть из кожи вон, чтобы только попасть на глаза королю вместе со своей кандидаткой на должность новой «мисс». «Какой бы счастию ловить ты ни пытался, на крюк нацепишь шлюху — и король попался».

Дело зашло так далеко, что к больной пригласили врача, да еще женщину, про которую ни один человек не мог бы не то что сказать, но и подумать, что она ведет врачебную практику. Это дочь — да-да, вот именно, дочь — Чарльза Брискоу, которого ты должна помнить: он делал вскрытие принцессы Генриетты Анны и подтвердил, что в ее организме никакого яда нет, и что смерть ее наступила вследствие естественных причин. Такой вывод не стал для короля утешением; когда ему сообщили о кончине его сестры, он чуть не умер от горя. Доктор Брискоу был известен своим изобретением (помимо других лекарств и врачебных средств) целебной настойки против триппера. Его услугами пользовались многие придворные, я думаю, даже сам лорд Арлингтон до своей женитьбы, когда он вел весьма невоздержанный образ жизни.

На этом я должен теперь закончить, но обещаю скоро вновь написать. Я воздержусь теперь от излишних комплиментов и похвал, приличных в устах не столь близких тебе корреспондентов, зная, что наша дружба с тобой превыше всех обычных любезностей людей чуждых и посторонних.

Остаюсь всегда твоим смиреннейшим и послушным и пр. и пр.

Ральф Монтегю посыпает письмо песком как раз в тот момент, когда Арлингтон, махнув рукой, отпускает секретаря. Монтегю ждет, чтобы высохли чернила, и тоскливо смотрит на безрадостный вид за окном. Печальный английский дождь поливает внутренний двор, Банкетный дом, здания, где расположены кабинеты королевских министров и их секретарей, дворецких и управляющих, гофмейстеров и писарей, крыши цирюлен и столярных мастерских, прачечных и кухонь. Боже мой, какое это унылое место — Уайтхолл! Как только он наберет достаточную сумму в виде взяток, положенных ему по только что купленной должности, он построит себе дом во французском стиле, такой, какого во всем Лондоне еще не видывали.

Монтегю хочется зевнуть, но он подавляет это желание. В такие дни блестящее будущее кажется ему столь далеким, что и жить не хочется. Он складывает письмо вдвое и вдруг вспоминает, что как раз на этот час у него назначено свидание. Выходить на дождь нет никакого желания. Ничего страшного, подождет. Они всегда ждут. Когда-то его это удивляло, но не теперь.

Итак, он не вскакивает со стула и не бросается со всех ног невесть куда: в этот ненастный день лучше посидеть и поразмышлять о миссис Девлин. Как она похожа на своего отца! Это сходство проявляется не столько во внешних чертах, сколько в том, что оба они, похоже, исповедуют — впрочем, для отца ее это уже в прошлом — высокие принципы (в эти дни подобное качество встречается весьма редко), и в сочетании с врожденной добротой это особенно удивительно, тем более что оба отнюдь не склонны (еще раз — для отца ее это уже в прошлом) легко прощать человеческую глупость. Он улыбается, вспоминая, как она разговаривала с сэром Грэнвиллом. Бедняга, похоже, никогда больше не осмелится заговорить с этой женщиной — блестящая победа слабого пола над сильной половиной человечества!

Монтегю понимает, что его неодолимо тянет к Анне, и это странно, ведь она не совсем в его вкусе. Во-первых, она, пожалуй, немного худощава, и в формах ее маловато игривости; потом, ему больше нравятся светловолосые, а у нее волосы темные. Но чем же тогда миссис Девлин пленила его сердце? Ну как же, разве может не нравиться этот быстрый ум, который светится в теплом взоре ее карих глаз? А эти роскошные, соблазнительные губы — они у нее слегка полноваты и поэтому контрастируют с красивыми, но довольно резкими чертами лица, — сколько наслаждения сулят ему эти губы! Личико у нее небольшое и остренькое, как у лисички, из-под густой шапки волос цвета воронова крыла смотрят на тебя такие мудрые, такие проницательные глаза. Еще у нее есть то, что редко встречается у женщин: сочетание опыта и страстности. Интересно, таков ли ее поцелуй? Проявится ли и здесь страстность ее натуры?

Впрочем, такая женщина, как миссис Девлин, способна в любой момент осадить и поставить на место любого, кто этого заслуживает. От этой мысли ему становится немного не по себе. Монтегю знает, что как раз он этого заслуживает, у него за душой много всякого. И все-таки, непонятно почему, его непреодолимо влечет к ней. Что- то таится в ее глазах, и это «что-то» гораздо больше и глубже, чем просто ум. Не сразу в голову ему приходит ответ на эту загадку: как же, ведь эти глаза видели много человеческого страдания. Никогда прежде он не думал о том, что подобные вещи способны оставлять в лице человека явные следы, но теперь он это знает. Он помнит доктора Брискоу по Парижу; да, у нее те же глаза. Глубокие, проницательные, страстные. В таких глазах если утонешь, то не выплывешь больше никогда. Монтегю берет себя в руки и снова пытается напомнить себе, что Анна совсем не в его вкусе, но потом ему вдруг приходит в голову, уж не подустал ли он от женщин, которые в его вкусе?