Хранитель забытых тайн - [36]

Подобно большинству врачей, пациентка Анна с норовом. Недели шли за неделями, а она все ждала, что боль пройдет сама собой, и применять решительных средств не понадобится. Но боль приходила все чаще, и она понемногу стала пробовать лекарства, причем самые разные, допоздна засиживалась над книгами рецептов, при тусклом свете свечи размышляя над каждой строчкой «Фармакопеи», «Лекарственных трав» Калпепера[20], «Семейного доктора» Гидеона Харви, над записями своих родителей, покуда и глаза не начинали болеть не меньше, чем голова. Чего только она не перепробовала: янтарь, гвоздику, корицу, розмарин, холодные компрессы, горячие компрессы, настоянную на дистиллированной воде вербену аптечную, ромашковый цвет на теплом молоке. Дошла до того, что всерьез собралась обривать голову и смазывать ее мазью, приготовленной из мирта, розового масла и навозных жуков, а чтобы избавиться от болезнетворных жидкостей в мозге, как рекомендовали некоторые, сажать пиявок на ноздри и применять кровопускание. После долгих многомесячных опытов на самой себе она поняла, что единственное средство, способное хотя бы временно притупить ее головные боли, — это опиум.

Когда же наконец вернется ученик аптекаря с ее заказом? Она поворачивается к окну и вдруг видит Люси и Эстер: они идут по улице, а с ними какой-то незнакомый молодой человек. Вот они останавливаются на перекрестке Блэкхорс-элли и Картерс-лейн. Корзинки в руках пусты, они идут на рынок, но, видно, не торопятся: весело смеются и делают вид, что просто гуляют. Пусть погуляют, она ничего не имеет против. Анна еще помнит, хотя уже довольно смутно, что такое молодость, но она живо представляет себе, что скажет, например, своим язвительным, острым язычком миссис Уиллс, если только увидит их. Надо бы попросить ее быть с девушками помягче.

Молодой человек высок, белокур, довольно крепкого телосложения. Они идут по другой стороне улицы, и лица его не разобрать, но он наверняка красив, потому что Люси, заглядывая ему в лицо, улыбается и смеется. Эстер немного отстала, она молчит и настороженно поглядывает по сторонам, но она всегда такая. Мальчик влюблен в Люси, ясное дело, да и кто может устоять перед ней. Через несколько минут он притрагивается пальцами к шляпе, прощается с девушками и идет своей дорогой. Взявшись под руки, Люси и Эстер пересекают улицу и проходят как раз мимо аптеки. Анна инстинктивно отступает от двери. Глупо, конечно, но они, слава богу, ее не замечают.

— Почему ты никогда с ним не разговариваешь? — слышит она ворчливый голос Люси, — Он подумает, что ты дурочка.

— А мне-то что, — отвечает ей Эстер. — Он не за мной бегает.

— Миссис Девлин?

Ученик аптекаря держит в руках поднос, на нем стеклянные пузырьки, бутылочки и пакетики с порошками.

— Два шиллинга и десять пенсов, — говорит он, ставя поднос на стойку.

— Вы мне все положили? — спрашивает она: услышать такую маленькую сумму в уплату она не ожидала.

— Прошу прощения, мэм, но мистер Мюррей говорит, что маковый сироп у нас кончился. У него осталась только патока.

Досада ее перерастает в панику. Ей надо торопиться в Уайтхолл, и вот пожалуйста, придется искать другую аптеку. Она пытается припомнить, нет ли какой по пути, может быть, в Вестминстере; ей нужно хотя бы несколько капель, иначе она этот день не переживет.

— Вы хорошо себя чувствуете, мэм?

— Все в порядке, не беспокойтесь, — уверяет она его.

Как странно. В последнее время люди то и дело задают ей этот вопрос.

ГЛАВА 11

— Вы мошенник и плут, сэр!

Теофил Равенскрофт стоит в магазине оптики на Лонг-Эйкр-стрит лицом к лицу с Кристофером Мидом и изо всех сил тянется вверх, чтобы голова его, посаженная на маленькую сутулую фигурку, оказалась как можно выше.

— Целых шесть фунтов пятнадцать шиллингов за негодный к употреблению микроскоп! Это просто немыслимо!

— А вы, сэр, бездельник и паразит, так считают все мастера: мы делаем для вас прекрасный прибор, мы ломаем голову, как его усовершенствовать, чтобы он работал лучше, точнее, а что в результате? Нашим хрупким изделием забивают гвозди!

— Этот ваш прибор, — говорит подталкиваемый Равенскрофтом его молодой помощник Томас Спратт, протягивая сломанные части микроскопа, о котором идет речь, — оказался очень непрочным, всего за одну ночь работы он сломался, хватило одного — всего лишь одного, уверяю вас! — легкого удара о пол.

— Если уронить на пол вещь, сделанную из стекла, сэр, она обязательно разобьется. Это всякий ребенок знает.

— Если бы это была какая-нибудь чашка, за которую я заплатил бы вам два пенни, меня бы здесь сейчас не было, мистер Мид. Но как видите…

Он берет у Томаса окуляр микроскопа и подносит его к самому носу Мида.

— …микроскоп сломался на самом стыке с рукояткой, а она должна быть достаточно прочной, чтобы выдержать небольшой удар. Я уж не говорю о том, что линза… — он лезет в карман, достает горсть маленьких острых стеклянных осколков и высыпает их на стойку, — линза вообще вдребезги.

Аргумент мистера Равенскрофта совершенно неопровержим, но Мид отвечает ему в своей обычной упрямой манере.

— Откуда я знаю, что там у вас случилось? — спрашивает он, скрестив на груди свои руки и вздернув подбородок — Может, вы нарочно уронили его на пол, — Он бросает взгляд на осколки стекла, — А потом наступили ногой. Ваш капризный нрав, мистер Равенскрофт, всем прекрасно известен.