Хранитель - [16]

— А тебе что, плохо живётся, Сергеич? — прикрикнул на капитана мэр. — И не много ли ты вопросов задаешь? Тебя начальником поставили? Поставили. Ты, считай, главный мент в нашем небольшом, по сути, государстве. Деньги есть, власть есть, а вопросы свои напрямую Самуилу Степановичу и задай.

— Боюсь я его, Аркадьич. Поверь мне, я многое в жизни повидал, и самых отъявленных маньяков, и убийц видел. И не боялся никого. А его боюсь. Не человек он.

Захар Аркадьевич молча взглянул на капитана, потом на бутылку коньяка, что-то подумал про себя и убрал бутылку под стол.

— Ладно, Аркадьич, не бери в голову, — произнёс Пинкертон. — Делать-то что будем?

— Скрываться журналисту негде, — начал говорить мэр. — На улице холодно, снег, следовательно, долго он прятаться не сможет. Как вариант, попросится к кому-нибудь в дом. Чтобы это предотвратить, развесим по домам объявления: «Разыскивается Ручкин Пётр Алексеевич, обвиняемый в убийстве». Если кто из жителей его увидит, нам сразу его и сдадут. Как вариант, он может пойти к магазину, чтобы купить еды. Там поставишь своего человечка дежурить. Второго своего сотрудника поставишь возле его дома. Ну а третьего возле ворот, на всякий случай. Ну а мы с тобой покатаемся по селу, поищем.

— Сделаем. Меня интересует другой вопрос — как выбрался журналист? А может, ему кто-то помог?

— Ты на что намекаешь?

— О нашей затее знали только ты, я, учитель и твой сынок?

— Ты откуда знаешь, что Фрол — мой сын? — Зло спросил мэр, встав из-за стола.

— Ты не кипятись, Захар Аркадьевич. Земля слухами полнится. Да и к тому же я всё-таки следователь как-никак. Я вот на что намекаю: не мог ли твой Фрол быть к этому причастен? А то, может, и не стоит искать журналиста. Лежит он где-нибудь мёртвый в канаве, а мы тут переживаем.

— Ты это, смотри — никому, — закричал Семёнов на полицейского и ударил кулаком по столу. — Чтоб ни одна живая душа не узнала про моего сына.

— Господа, не надо ссориться, — произнёс неожиданно вошедший Самуил Степанович.

— Как тихо вы вошли, — произнёс удивленно Захар Аркадьевич и сел в кресло.

— Просто вы слишком громко кричали и не заметили, — сказал, улыбаясь, Энштен.

— Я давно хотел спросить, — встав из своего кресла, произнёс Пинкертон, — раз мы с вами обладатели одной большой тайны и дурим весь мир, я хочу знать подробности, товарищ Самуил Степанович.

— Фу, да вы никак пьяны? — произнёс Энштен, подойдя к полицейскому. — Почему сразу дурим? Земля красная? Красная. А подробности вам знать ни к чему, Анатолий Сергеевич.

Многие знания умножают скорби. Идите-ка лучше выполняйте то, что приказал вам Захар Аркадьевич.

С этими словами он пристально посмотрел в лицо капитану и положил руку на его плечо. Пинкертон почувствовал, как его тело пронзил холод, он весь как-то осунулся, побледнел и резко выбежал из кабинета. Прочь оттуда, от этого человека. Бежать далеко, лишь бы не испытывать этого страшного ощущения, прикосновения вечности и смерти.

— Ну а мы с вами побеседуем с Фролом, — произнёс Самуил Степанович, повернувшись к мэру.

* * *

Начало декабря выдалось снежным. Снег тихо падал с неба, кружась забавным танцем и падая на землю. Снежинки были крупные, мясистые. Они падали на выпавший накануне снег, обновляя его. Фрол медленно и тщательно расчищал дорожу возле магазина огромной лопатой. Остановился на мгновенье, посмотрел в сторону двери магазина, где работала Зинаида, вздохнул и снова принялся за уборку снега. Любил он её. Любил большой безответной любовью. Понимал и про разницу в возрасте, и про то, что гулящая она, и про то, что не быть им никогда вместе. Понимал, но ничего с собой поделать не мог. Чувства.

Двое мужчин приближались к дворнику. Молодой снег, жалобно хрустя, умирал под их ногами.

— Доброго здоровьечка, Фрол Аркадьевич, — произнёс, приблизившись, Самуил Степанович.

— Я Иванович по паспорту, — недовольно пробурчал Фрол.

— Ну да, ну да, прости старика. Слышал, журналист сбежал?

— Как сбежал? — как мог, изобразил удивление Фрол.

— Ночью, кто-то ему помог.

— Вот же гад, — прорычал здоровяк и сжал кулаки.

— Как там Анна Серафимовна поживает? — спросил учитель, пристально глядя в глаза.

— Да ничего, в добром здравии.

— Я думаю, тебе какое-то время лучше пожить у неё. Нам не нужно, чтобы ты с журналистом случайно встретился.

— Надо, значит, поживу.

— Молодец, Фролушка, иди с богом, — сказал Энштен и зашагал прочь.

— Ты это, сынок, не дури. Хорошо? — спросил Захар Аркадьевич.

— Не буду.

— Вот и славненько, — проговорил Семёнов, похлопал дворника по плечу и побежал следом за Самуилом Степановичем.

* * *

Вечером, на кухне у Анны Серафимовны, все трое сидели за столом и ели пельмени, слепленные днём умелыми руками старушки и неопытными конечностями Ручкина. Фрол, обжигаясь горячей пельмениной, пытался проглотить её, попутно рассказывая события дня и разговор возле магазина.

— Мне кажется, это не человек, — проговорил дворник, наконец-то проглотив пельмень. — Он так на меня смотрел, как будто видел меня насквозь. В его глазах было что-то странное.

— Что? — спросил Ручкин.

— Не знаю, как объяснить. Такое ощущение, как будто смотришь в вечность.