Хранитель Бездны - [65]

Собственное прошлое продолжало оставаться тайной за семью печатями. Сны, еще недавно воспринимавшиеся как откровения, теперь, в серых сумерках, превратились в отражения отражений, их смысл терялся, становясь незначительной тенью, одной из многих теней, населяющих эту бесконечную дорогу.

Кто он? Что делает здесь, в холодной враждебной пустыне? Что привело его сюда? Семья…. Он порылся в памяти, но так и не смог вызвать эмоции, пусть слабые, но эмоции, связанные со своими близкими. Уж коль он более не помнит их, не чувствует сердцем, зачем проверять живы ли они? Реальность — вот она, остывает у него на коленях. Серая, землистая кожа, что хамелеоном принимает цвет вечных сумерек, давящих на этот город тяжелым прессом. Глаза, полузакрытые, придают еще недавно живому лицу глумливое выражение, будто Громов знает теперь о чем-то, неведомом ему — знает и смеется, пройдя свой путь до конца.

Реальна дорога. И смерть. Холод и давящая пустота. Куда идти? Возвратиться ли обратно, к монстрам и чудовищам города, или все же пойти вперед, к далеким клокочущим облакам, для того чтобы… умереть? Кто сказал ему, что он особенный? Что он, ничтожная мошка в бесконечном ледяном океане, способен избежать юдоли, уготованной каждому? Его участь будет столь же плачевной, сколь и незаметной. Над этой пустыней властвует смерть. Жадно пожирающая любую жизнь.

И не важно, вернется ли он в город или пойдет вперед. В конце его ждет забвение.

Тело Громова мягко встрепенулось, и на мгновение он испытал укол настоящего ужаса. Ему привиделось, что Громов сейчас встанет, медленно откроет белесые сухие глаза и взглянет на него по-новому, всеведающе — и тогда он закричит и будет кричать, пока не лопнут жилы на шее, пока не хлынет кровь из ушей, пока не взорвется многострадальное сердце… Боялся он, что и после смерти не обретет покоя — ведь покой — привилегия избранных, не проклятых…

Но присмотревшись, он понял, что Громов не собирается ни открывать глаза, ни вставать. Он был безнадежно мертв — мертвее черной земли. Его тело, лежавшее на асфальте в странной, нелепой позе, присущей только трупам, продолжало шевелиться. По нему пробегали судорожные волны, оно …впитывалось в землю… Он не верил своим глазам… Так и было: дорога пожирала Громова, всасывала в себя. Он таял.

От страха и неожиданности Андрей вскочил, отпрянув от тела. Голова Громова ударилась об асфальт, но вместо ожидаемого глухого стука Андрей услышал влажный шлепок. Поверхность дороги слегка прогнулась под затылком мертвеца, подобно мягкому матрасу, и вот уже голова начала медленно проваливаться в дорожное полотно.

Андрей, не в силах оторвать взгляд, смотрел, как исчезает Громов.

Последним растворилось лицо. Некоторое время оно оставалось на поверхности, подобно кем-то оброненной маске, слепо глядящей в бесконечность неба. И вот исчезло, как и не было его…

Дорога снова была пуста.

— Господи… — пробормотал Андрей, — Господи, Господи, Господи… — он чувствовал, как холодные пальцы ужаса лезли ему прямо в сердце, сжимали крепко-крепко, заставляя отчаянно трепетать. Стало трудно дышать. Еще чуть-чуть и он потеряет сознание.

Он всегда полагал, что человек способен привыкнуть к любым обстоятельствам. В том же пытался убедить его и Кольцов, рассказывая о городе и его обитателях. Но теперь он понял, что Кольцов был неправ. Ужас, как и раковые клетки, имеет свойство накапливаться в организме, и, рано или поздно, человек просто сдается, не в силах выносить чудовищные обстоятельства, окружающие его. Наша реальность, тот мир, что мы представляем себе, — крошечная пылинка на поверхности миров, куда более кошмарных, чем мы можем себе представить. Их манифестация для человека смертельна. Монстрам не обязательно убивать его… Он и сам уже почти мертвец.

— Надо идти, — пробормотал он, сам удивляясь, до чего скучно и слабо звучал его голос. Мертвая равнина поглощала звуки, делала их стерильными, высасывая интонации. Идти… Надо идти, но куда? Назад, в руки Петюни и Рондина, к безумным Стражам железнодорожного вокзала? Или вперед, в неизвестность, на поиски семьи, которую он не помнит, и выхода, которого нет?

Он помешкал немного, глядя себе под ноги, и решительно побрел в сторону далеких облаков.

5

Ветер отчаянно толкал его в спину. Андрей вот уже несколько часов шел по дороге, но с таким же успехом мог бы и остаться на месте — его окружала все та же черная пустошь, лишь изредка припорошенная белесым туманом. Он то и дело щурился, стараясь разглядеть облака в конце пути, но они были столь же далеки.

Первая бетонная площадка показалась Андрею призрачной и зыбкой — она выпрыгнула из вечерней полумглы, и он, погруженный в дрему на ходу, едва не прошел мимо.

Прямо посреди дороги находилась ровная прямоугольная плита, на которой стоял серый куб. Возле него из бетонного основания торчала телевизионная антенна.

Андрей в полном недоумении обошел плиту и только сейчас увидел, что за нею, на дороге разбросаны и другие плиты. В быстро наступающей темноте он не видел более цели своего путешествия, но теперь ему казалось, что за плитами из дороги выступают высокие серо-черные монолиты. Некоторые из них достигали в высоту всего нескольких метров. Иные возвышались на добрый десяток, подпирая падающее, теперь уже почти черное небо. Он не понимал, как мог не заметить их раньше.