Хранить вечно - [76]

— Ну, старина, вытянешь? Как думаешь?

Максов отвечал деловито и просто, как солдат:

— Если надо — вытянем… Такое дело…

Берзин и тот как-то засомневался: уж слишком мало оставалось времени для сооружения лесной биржи:

— А если не справишься, тогда что?

Максов обиделся:

— Я же коммунист, товарищ Берзин. Коммунист…

Он был уверен не только в себе, но и в своих подопечных, к которым, как сам говорил, имел подход. А если к людям подойти, они свернут горы. Его за это и избрали членом фабкома.

И вот теперь Максов и «орлы» с гордостью любовались делом рук своих и посматривали на всех, кто был в клубе, как хозяева, хорошо принявшие гостей.

После доклада на трибуну уверенно поднялся и произнес речь Лазарь Коган, председатель Правительственной комиссии. Начав с международной обстановки, он столько, сколько нужно, — ни меньше, ни больше, — сказал о внутреннем положении, о происках врагов и бдительности, прокомментировал основные достижения на фронтах социалистического строительства и перешел к победе на Вишере, как он назвал то, что свершилось у всех на глазах.

Опытный оратор, он умел вставить, где нужно, острое словцо и подчеркивать мысль эффектным жестом.

По сравнению с Коганом незаметным показался на трибуне писатель Борис Левин. Растерянный, смущенный, он сначала долго стоял, собираясь с мыслями.

Неловкость, вызванную неудачей Бориса Левина, сгладил Роберт Апин.

Берзин сразу, как только Апин приехал, представил его Алмазовым, как старого большевика, своего первого наставника, верного товарища по армейской службе и суровым дорогам гражданской войны, боевого комиссара и литератора.

Свою речь Роберт Августович посвятил самому главному, самому важному — преданности делу, за которое отдавали жизнь многие поколения борцов, верности идеям и принципам ленинской партии, мечтам и чаяниям многоязычного народа, который пережил жестокие испытания и преодолеет все, что встретится на его пути.

Апин говорил о Ленине, о рыцарях революции и гражданской войны, довольствовавшихся осьмушкой черствого остистого хлеба, селедочной похлебкой и мечтавших о преобразовании планеты.

И вот здесь от Апина вишерцы впервые услышали, что в тяжелое время прошел испытания на верность и руководитель стройки Эдуард Берзин.

— Это он в критический момент открыл артиллерийский огонь по мятежному левоэсеровскому гнезду в Москве, — сказал Апин. — И на него же сделали миллионную ставку многоопытные Локкарт и Рейли. Не вышло! Авантюра провалилась. Вот он сидит рядом с нами, неподкупный солдат революции.

Берзин нетерпеливыми жестами пытался остановить Апина. Но бывший комиссар продолжал:

— Солдат революции не должен оставаться для нас неизвестным солдатом!

Эдуард Петрович смотрел на Апина укоризненно и сердито. У него набухли и покраснели веки. Такое с ним бывало, когда он расстраивался.

Берзина настойчиво просили выступить, но он сказал:

— Не говорун я. Увольте. И без того наговорили лишнего.

Ольге хотелось как можно больше узнать о том, что скупо сообщил о Берзине Апин.

После собрания, во время ужина, Ольга решилась расспросить Эдуарда Петровича, но он уклонился от разговора на эту тему и принялся журить ее и Алмазова за расточительство, за то, что они истратили на угощение всю алмазовскую премию. Но Алмазовы радовались от души, что они могут принять так много гостей.

Маленькие столы, сдвинутые в один длинный, не отличались особой сервировкой, но зато поражали невиданными на Вишере блюдами. Ольга блеснула хабизджином — пирогами из сыра и другими осетинскими кушаньями, а гость Алмазовых, Беник Мовсесян, собственноручно изготовил неподражаемый армянский шашлык.

Завен, еще не оправившийся после болезни, вскоре ушел, а гости пировали до самого утра. Захмелевший журналист в очках все приставал к Бенику, чтобы он еще раз пропел «Черные глаза».

— Ну с душой, с душой! Ну что тебе стоит?

Беник пел действительно с душой. Потом его и хозяйку дома заставили танцевать под патефон лезгинку. Наконец Ольге удалось улучить удобный момент и завязать разговор с Апиным. Но и Роберт оставался немногословным.

Он сказал только:

— В Москве пишется пьеса «Авантюра». Главный герой ее — Берзс. Это Эдуард Петрович. Вот там и будет все сказано. И о деле Локкарта, и об эсеровском мятеже.

— Почему же Берзс, а не Берзин? Ведь это невыдуманный герой!

— На этом настоял сам Эдуард.

— А как же вы обо всем узнали? Как подружились с Берзиным?

— Это длинная история…

Сколько ни допытывалась Ольга, все было тщетно. Не узнала она и того, что пьесу «Авантюра» пишет сам Апин, что, работая в Главном штабе Красной Армии и в ОГПУ, он получил доступ к архивам и ознакомился со всей подноготной одного из самых зловещих заговоров иностранных разведок.

Одним словом, многое в недавней жизни Берзина по-прежнему оставалось закрытым завесой тайны, которую хранили два друга, хотя, скорее всего, думала Ольга, здесь не было никакой тайны, и все объяснялось скромностью Эдуарда Петровича.

Даже сама Эльза знала о роли мужа в событиях восемнадцатого года в самых общих чертах. Эдуард Петрович не любил рассказывать о себе никому.

Правда, кое-что было известно Алмазову и другим людям, имевшим отношение к финансированию строительства, — главному бухгалтеру Павлу Евгеньевичу Евгеньеву и его заместителю Павлу Алексеевичу Дроздову, да и то потому, что на балансе предприятия был специальный счет: «Наркомфин СССР по расчетам с Берзиным Э. П.»