Хранить вечно - [75]
Беснуется, бывало, лихая метель или трещит от свирепых морозов сосновый лес, а Мордухай-Болтовской, подняв бобровый воротник, ходит весь день из конца в конец стройки. Ходит, опираясь на неизменную трость, и протирает замерзшие очки.
Ходит и все проверяет, как идут работы в организованных им тепляках, хорошо ли схватился бетон и не замерзли ли трубы отопления.
Бывало, зальют все кругом беспросветные осенние дожди, а он все бродит по объектам в вымокшей кожаной куртке… Домой, в барак, где ожидала его Антонина Николаевна, заглядывал он лишь перекусить или переменить насквозь промокшие сапоги.
Интеллигента старой закваски выдавала разве только удивительная мягкость. Пораженный неожиданным холодком в тоне собеседника, он пристально смотрел на него, протирал очки и, подняв брови, произносил:
— Господь с вами! Разве что случилось?
А если замечал, что человек чем-нибудь удручен, обращался к нему встревоженно:
— Помилуй бог! На вас лица нет… Какое-нибудь несчастье? Или заболели?
…В последние перед пуском комбината дни Эдуард Петрович, осунувшийся и постаревший, еле держался на ногах, а Алмазов слег. Но никогда еще Ольга не видела мужа таким счастливым, как в день пробного пуска бумажной фабрики. Едва впервые загудел гудок, Завен поднялся с постели, худой и небритый, пригладил спутанные волосы, подошел к окну и закричал, как ребенок:
— Пошла! Пошла-а-а!
Ольга вспомнила слова Эдуарда Петровича: «Завен — это сокол».
Постоял Алмазов у окна и стал торопливо одеваться. Удержать мужа Ольга не смогла и пошла за ним на фабрику.
Огромный светлый зал бумажной машины казался храмом техники, и Алмазов, войдя, снял кепку. Машина поблескивала стальными бортами, чугунными валами и поражала восьмидесятиметровой длиной и недосягаемой высотой. Она чем-то напоминала океанский корабль перед большим плаваньем, и люди рядом с ней выглядели лилипутами.
Даже богатырская фигура Берзина казалась обыкновенной в холодном и светлом машинном царстве. Так же, как и Алмазов, Эдуард стоял перед ожившей махиной с непокрытой головой и все смотрел, смотрел на чудо.
Здесь, в уральском захолустье, была пущена в ход машина, подобной которой еще не знала Европа. Блистая глазированной белизной, стремительно вырывалась и сматывалась в рулон бумажная лента пятиметровой ширины. Каждую минуту четверть километра ленты сбегало с волшебного конвейера. Начинался он в хвойных лесах и на сплавных реках еще совсем недавно девственного края. Отсюда скоро пойдет такая бумага, которая не уступит лучшей, выпускаемой за рубежом.
В клубе пахло свежей краской. Было уютно и празднично. Все места в зале были заняты, но те, кому не хватило мест, не слишком огорчились.
Инженеры и рабочие, делегаты от ударных бригад, сидели и стояли всюду, где можно было сесть или стать.
Берзин разыскал глазами неугомонного строителя Максова, пристроившегося у сцены, подошел и пожал ему руку.
— Ну, старина, тебе особое спасибо! Не подвел, справился. Где бы мы встречали праздник, если б не ты со своими орлами?
Федор Захарович, худой и жилистый, с кирпично-красными от загара широкими монгольскими скулами и кустистыми выгоревшими бровями смутился.
— Ничего бы не сделали, Эдуард Петрович, ни я, ни мои орлы, если бы не ваша энергия.
— Не скромничай, старина!
Берзин имел в виду энергию и расторопность, которую проявил Максов, чтобы построить клуб в самые сжатые сроки.
5 сентября, когда Берзин собрал освободившихся от других дел строителей, чтобы выяснить, успеют ли поставить клуб за два месяца, привыкшие к вишерским темпам инженеры и те засомневались.
Не было даже проекта. А архитектор Козырев замахивался чуть ли не на дворец: зал на триста шестьдесят мест, фойе, вестибюль, одиннадцать комнат, кинобудка, центральное отопление… С таким планом многие не согласились, предлагали сократить объем, ограничиться времянкой.
Но Эдуард Петрович поддержал козыревский вариант:
— Зачем же прибедняться? Кому нужна времянка? Даже партийные и комсомольские собрания у нас проводились в тесноте, в бараках. А профсоюзным вожакам и вовсе негде было развернуться.
— Клуб нужно строить хороший, и будет позор строителям, если они не успеют к торжественным дням…
— Позор? — сказал Максов. — Этого мы не можем стерпеть. Беру техническое руководство на себя. Такое дело…
Он заверил, что все будет сделано в срок, если Берзин со своей стороны выполнит его условия. Они походили на ультиматум:
1. Шефом стройки должен быть сам Берзин или его помощник Алмазов.
2. Все основные материалы доставить на стройплощадку в трехдневный срок.
3. Проектному отделу в два дня сделать чертежи фундаментов и в пять дней — основные рабочие чертежи.
Берзин принял вызов и не дал покоя ни Алмазову, ни снабженцам, ни проектировщикам. Каждый день его видели на стройке. Клуб был сооружен за сорок один день.
Эдуард Петрович знал, кому доверить любую скоростную стройку. Что бы ни поручалось Максову — судоверфь или причалы, речные баржи или лесозаводы, железобетонные производственные корпуса или рубленые жилые дома, — все делалось в срок и досрочно.
Не раз, когда требовалось сделать почти невозможное, Берзин обращался к Максову:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.
Книга посвящена выдающемуся политическому, государственному и военному деятелю Казахстана — Кенесары Касымову. Восстание, поднятое Кенесары, охватило почти весь Казахстан и длилось десять лет — с 1837 по 1847 год. Идеологические догмы прошлого наложили запрет на историческую правду об этом восстании и его вожде. Однако сегодня с полным основанием можно сказать, что идеи, талант и бесстрашие Кенесары Касымова снискали огромное уважение казахского народа и остались в его исторической памяти как одна из лучших страниц национально-освободительной борьбы казахов в XIX веке.
Сборник посвящён раннему периоду творческого пути Романа Осиповича Якобсона (1896–1982), его связям с русским литературным и художественным авангардом 1910-х годов. Большую часть книги составляют воспоминания о В. Маяковском, В. Хлебникове, К. Малевиче, М. Ларионове и др. Здесь же опубликованы письма Якобсона к В. Хлебникову, А. Кручёных, М. Матюшину и Эльзе Каган (Триоде), его статьи о русском и западном авангардном искусстве, а также его собственные поэтические и прозаические опыты этих лет. Воспроизводятся малоизвестные документальные фотографии.https://ruslit.traumlibrary.net.
С самого первого сезона, с января 1990 года, каждая серия «Симпсонов» начинается с шутки, которую не замечают десятки миллионов зрителей за сотни миллионов просмотров. Когда название сериала выплывает из-за облаков, сначала вы видите только первую половину фамилии, «The Simps»; вторая показывается чуть позже. Все еще не понимаете? В английском языке «Simps» означает простаки, туповатые граждане, – как те, которых вы увидите в сериале. Но не расстраивайтесь – это не последняя шутка, которую вы не заметили в «Симпсонах».
Граф Ф. Г. Головкин происходил из знатного рода Головкиных, возвышение которого было связано с Петром I. Благодаря знатному происхождению граф Федор оказался вблизи российского трона, при дворе европейских монархов. На страницах воспоминаний Головкина, написанных на основе дневниковых записей, встает панорама Европы и России рубежа XVII–XIX веков, персонифицированная знаковыми фигурами того времени. Настоящая публикация отличается от первых изданий, поскольку к основному тексту приобщены те фрагменты мемуаров, которые не вошли в предыдущие.