Хранить вечно - [7]
Мы были готовы тронуться в путь за полчаса до установленного времени. Батарее предстояло следовать вместе с первым полком, который находился в Хамовнических казармах. По случаю Янова дня первый полк опоздал и вышел около шести часов 7 июля. Батарея направилась с Девичьего поля по Пречистенке к храму Христа-Спасителя…
Здесь орудия через Каменный мост перешли на правый берег Москвы-реки. Двигаясь по Софийской набережной, мы были уверены, что эсеры не смогут напасть на нас с левого берега.
У Замоскворецкого моста выдвинули орудия на позицию. Мы полагали, что, выставив наблюдателя на одном из высоких зданий, получим возможность обстреливать район мятежников и дом Морозова, где находится штаб эсеров. Но наши предположения не оправдались.
Взобравшись на крышу дома номер 24 по Москворецкой улице, мы убедились, что район сосредоточения мятежников закрыт высоким зданием. Поэтому следовало снять орудия с позиции и переправиться на левый берег: продвигаясь дальше по правому берегу, мы все больше отдалялись бы от центра мятежа.
Первый латполк отставал, и мы некоторое время находились впереди. Цепь артиллеристов, которая двигалась впереди орудия, обходя угол Красной площади, обнаружила на колокольне церкви, на углу Зарядьевского, пост эсеров. Артиллеристам удалось захватить пост. Эсеры не успели даже оказать сопротивление. Так же внезапно мы ликвидировали и другой пост на колокольне церкви, расположенной на правой стороне Варварки.
Когда вышли на площадь, подошел первый полк. Совместными силами мы ликвидировали третий пост эсеров, разместившийся на колокольне церквушки.
Одно орудие мы установили на углу площади и Солянки, второе — на Солянке. Таким образом, обеспечили себе безопасность от обхода со стороны реки.
Части пехоты продвинулись к Малому Ивановскому и заняли оборону против монастыря.
Прибежал парламентер — адъютант Попова. Он принялся убеждать, что, мол, эсеры вовсе не восстали против Советской власти, но все-таки призывают присоединиться к ним.
— Вы не восстали? — ответил я парламентеру. — Очень хорошо! Переходите к нам. Мы ведь прибыли подавить мятеж, и поэтому нам незачем переходить на вашу сторону. Не нас, а вас подозревают в мятеже.
Чтобы положить конец болтовне, я сказал:
— Сдавайтесь! Иначе получите от нас по шее!
С места расположения орудий вести огонь по мятежникам было невозможно. Дома окружали нас со всех сторон.
Около восьми мы с командиром батареи Сакенфельдом пошли к Владимирской церкви, у которой находилась цепь первого полка. Отсюда можно было прекрасно вести наблюдение и стрельбу, но местность была открытой. Площадка возле церквушки находилась под артиллерийским и ружейным огнем противника. Однако орудия можно было установить только здесь. К тому же листва деревьев могла укрыть нас от наблюдения. Поэтому мы рискнули и установили орудия именно на этом месте.
Чтобы меньше привлекать внимание эсеров, мы перетащили орудия на руках. Одно орудие осталось на углу Мало-Ивановского для обстрела бронемашин противника, если они покажутся. Второе артиллеристы втащили на возвышенность возле церквушки. Однако сделать это незаметно нам не удалось. Эсеры усилили огонь.
К счастью, стреляли они плохо, и мы обошлись без потерь.
Выдвинутое на прямую наводку орудие находилось на хорошей огневой позиции, но стрелять мы не могли: не было приказа.
Для связи с Хамовническими казармами, где находился резерв снарядов, мы протянули телефон. Телефонный провод у храма Христа-Спасителя по указанию Склянского[1] соединили с его кабинетом. Склянский часто интересовался положением.
Бездеятельность сильно всех нервировала. Нам, находившимся под огнем мятежников, было непонятно, чего ждать. Мы решили получше осмотреть дом, который заняли мятежники, и особенно двор. Вместе с командиром взвода Заулом я забрался на крышу соседнего здания. Взглянув на крышу дома Морозова, где обосновался штаб эсеров, я в окне чердака заметил пулемет. По движению ствола было видно, что целятся в нас.
— Заул, сейчас из окна чердака по нас будут стрелять, надо сползать вниз, — сказал я.
— Ничего, товарищ командир! Честное слово, они берут высоко, — пошутил Заул.
Через несколько секунд застрочил пулемет. Предположение Заула подтвердилось. Пули ударяли по трубам и по верху крыш. Мы быстро спустились вниз. Эсеры прострелили у меня фуражку, а у Заула — гимнастерку. Сами же мы остались невредимыми. Внизу положение оставалось прежним. Разрешения открыть огонь не было.
Около одиннадцати взволнованные стрелки и командиры обратились ко мне:
— Товарищ командир! Сколько еще времени мы будем для них живыми мишенями?
Безуспешно попытавшись получить разрешение, я в одиннадцать скомандовал открыть огонь. Буквально через две секунды полетели снаряды. Третьим снарядом наводчик Карл Заул поразил пулемет в окне чердака. Следующие попали в дом.
Артиллеристы вели огонь так быстро, что казалось, будто вместо одного орудия, стреляют несколько. Эсеры затихли. Выпустив шестнадцать снарядов, мы прекратили огонь. Пехота пошла в атаку. Сопротивления не было. Мятежники разбегались.
Убежавшие эсеры оставили трофеи. Нам достались совсем новые пушки с приборами. Получили для батареи и пулемет.
История как рассказ о прошлом всегда находится в точке скрещения искусства и политики. С тех пор как история стала наукой, она опасно приблизилась к политике. Это заставляет задаваться вопросом: кому или чему служит история, кому или чему – историк? Петр Крупников, как и другой знаменитый историк Никколо Макиавелли, родился во Флоренции и, вероятно, унаследовал от него основную тему своих научных интересов – «власть и общество», «личность в истории». По своей культуре мышления Петр Крупников ближе к французской школе «Анналов», которая, чтобы понять ход истории, обращается к исследованию ментальностей, к человеческим характерам, социальному статусу и мировоззрению.
Удивительно, но вот уже почти шесть столетий не утихают споры вокруг национальной героини Франции. Дело в том, что в ее судьбе все далеко не так однозначно, как написано в сотнях похожих друг на друга как две капли воды «канонических» биографий.Прежде всего, оспаривается крестьянское происхождение Жанны д’Арк и утверждается, что она принадлежала к королевской династии, то есть была незаконнорожденной дочерью королевы-распутницы Изабо Баварской, жены короля Карла VI Безумного. Другие историки утверждают, что Жанну не могли сжечь на костре в городе Руане…С.Ю.
Книжечка юриста и детского писателя Ф. Н. Наливкина (1810 1868) посвящена знаменитым «маленьким людям» в истории.
Самый одиозный из всех российских поэтов, Иван Семенович Барков (1732–1768), еще при жизни снискал себе дурную славу как автор непристойных, «срамных» од и стихотворений. Его имя сделалось нарицательным, а потому его перу приписывали и приписывают едва ли не все те похабные стишки, которые ходили в списках не только в его время, но и много позже. Но ведь Барков — это еще и переводчик и издатель, поэт, принимавший деятельное участие в литературной жизни своего времени! Что, если его «прескверная» репутация не вполне справедлива? Именно таким вопросом задается автор книги, доктор филологических наук Наталья Ивановна Михайлова.
Граф Ф. Г. Головкин происходил из знатного рода Головкиных, возвышение которого было связано с Петром I. Благодаря знатному происхождению граф Федор оказался вблизи российского трона, при дворе европейских монархов. На страницах воспоминаний Головкина, написанных на основе дневниковых записей, встает панорама Европы и России рубежа XVII–XIX веков, персонифицированная знаковыми фигурами того времени. Настоящая публикация отличается от первых изданий, поскольку к основному тексту приобщены те фрагменты мемуаров, которые не вошли в предыдущие.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.