Хранить вечно - [21]

Поэтому Берзин, шагая по улицам и переулкам, нарочно удлинял путь, делая крюки и петли, проходил через дворы, выжидая за калитками, и следовал дальше, лишь убедившись, что за ним никто не следит. Из головы не выходила беседа со Шмидхеном.

Почему он намекал на какие-то близкие связи с англичанами? На то, что они могли бы помочь Латвии освободиться от немцев и стать самостоятельным государством?

Берзин тоже мечтал о независимой Латвии, но ему и в голову никогда не приходило, что родина должна ждать помощи от англичан.

Когда Шмидхен сказал, что неплохо было бы установить сотрудничество с британским посланником Локкартом и что у него есть к Локкарту рекомендательное письмо от английского военно-морского атташе Кроми, Берзин насторожился.

Он решил сразу же доложить обо всем комиссару дивизии Петерсону.

Петерсон, выслушав Берзина, согласился, что здесь дело не совсем чисто, просил об этом не рассказывать и пообещал принять меры.

И вот — вызов к заместителю Дзержинского Петерсу.

Всякий раз, когда Берзину казалось, что за ним увязался какой-то подозрительный субъект, он останавливался, читал афишу на тумбе или заборе и пропускал незнакомца мимо, наблюдая краем глаза, не замедлил ли тот шаг. Много, очень много встречалось на пути всяких афиш. Подальше от центра попадались даже такие, которые приводили Берзина в веселое расположение духа.

Им, по-видимому, никто не интересовался — прохожие спешили по своим делам. Дребезжа, шли мимо старые обшарпанные трамваи. Выкрикивали последние новости газетчики.

Москва жила своей жизнью, храня оспины от пуль и щербины от осколков снарядов на запущенных, с обвалившейся штукатуркой и облезлой краской фасадах домов и каменных оград.

Берзин ускорил шаг, разбрызгивая солдатскими сапогами лужи в выбоинах тротуаров после вчерашнего дождя. Чем ближе к центру, тем оживленнее становились улицы, но обрывки старых афиш и плакатов встречались даже в самом центре.

Здесь было труднее обнаружить слежку: прохожие сновали взад и вперед. Людской поток двигался по кривому и грязному Охотному ряду с убогими одноэтажными зданиями, лабазами, лавчонками мелкой галантереи, по Тверской, покрытой щербатым булыжником.

Берзин не сразу направился к гостинице «Националь», а прогулялся по Тверской, как скучающий от безделья военный, который ищет, где бы выпить и закусить.

С безразличным видом посматривал он на вывески, с которых стерлась позолота, на следы пуль и снарядов от октябрьских боев на стенах и фундаментах зданий.

Узкая Тверская привела Берзина к перегородившей выезд на Красную площадь облупившейся Иверской часовне. Под ее сводчатыми арками, оставляя за собой грязную колею, гуськом тянулись подводы с ящиками. На ящиках сидели красноармейцы с винтовками за плечами, в фуражках набекрень и, подгоняя битюгов, презрительно поглядывали на «чистую» публику в котелках и шляпах.

Обгоняя подводы, по улице проносились высокие «паккарды» с желтыми колесами и кургузые черные «роллс-ройсы».

Берзин повернул наконец к гостинице «Националь», ставшей теперь 1-м Домом Советов. Комнату Петерса он разыскал. На его стук послышалось:

— Войдите!

Он открыл дверь и перешагнул через порог, смущенно посматривая на свои забрызганные грязью сапоги.

Заместитель Дзержинского поднялся из-за стола навстречу. Берзин увидел перед собой совсем молодого, высокого и худощавого человека с вдохновенным лицом поэта. У него была густая темная шевелюра, широкие брови и упрямые губы. Одет он был в белую косоворотку, подпоясанную ремешком, и черные брюки.

Берзин обратил внимание на единственный «предмет роскоши» в скромно обставленной комнате — кожаный диван, покрытый солдатским одеялом.

По всей вероятности, Яков Христофорович тут же и спал, заработавшись до поздней ночи.

— Ну, земляк, здравствуй! — сказал он, улыбаясь. — Наскочил, значит, на английского шпиона? Рассказывал мне Карл Андреевич. А ты — молодец! Заподозрил неладное — и сразу к комиссару. Поведение твое ЧК одобряет. Так и подобает поступать красному командиру. Много сейчас всякой дряни обхаживает нашего брата, и ухо надо держать востро!

Говорил Петерс не спеша, как бы с трудом подбирая каждое слово. Свою речь он сопровождал скупыми жестами. Но за каждым неторопливым словом чувствовалась непреклонная воля, угадывался ясный ум.

— А теперь ближе к делу, — продолжал Яков Христофорович. — Дело это государственной важности. По сведениям, которые мы получили, в республике действуют тесно связанные между собой законспирированные контрреволюционные организации. Нити от этого клубка ведут в английскую миссию, французское и американское консульства в Москве, к английскому атташе в Петрограде, в иностранные посольства. Надо найти их концы и размотать клубок. Тут все может быть. Возможно, Локкарт или кто-либо другой из дипломатических чиновников собирается преподнести нам очередную пакость. В последнее время они весьма подозрительно интересуются латышскими командирами. Теми, кто занимает важные посты в Латышской дивизии, охране Кремля и других правительственных учреждений или работает в Главном штабе Красной Армии.

Петерс остановился, отхлебнув из стакана остывшего чаю, отодвинул бумаги и вопросительно взглянул на Берзина.