Храмовник - [14]

Побоялись, что он вгорячах кокнет красную сволочь, а того нужно было — хотя б на суде еще целым народу представить. Вот после приговора, — перед казнью сказали: «Пожалуйста!» Поэтому и трупы всех этих никому уже не показывали. Отводили мужики душу. По всей программе отводили.

К примеру, — трое-четверо держат гада с кляпом во рту, а еще двое расстелят на столе бабу там, иль — дочку задержанного и — давай во все дыры! Она, конечно, орет, а ему: «Вот так же и моя мамка/сестра/тетка орала! Это тебе — Божья Кара, красная сволочь!»

В общем, — что захотят с бабами, то и — сделают, а бывшего «краскома» — ни-ни! Еще в учебке всем нам вдолбили, — ежели человека мучить физически, это ему легче, чем на его глазах — его любимых, да близких. Так что — «покажут кино» по полной программе, а когда у него глаза побелеют, да станет он просить — чтоб его вместо баб, лишь тогда и выводят и — пулю в затылок. Да так, чтоб последнее, что он в жизни слышал — как его жена с дочкой орут благим матом.

Не-ет. Ни самого Тухачевского, ни Якира, ни — Уборевича — никого из их банды мы и пальцем не тронули. Баб — да. А самих скотов — нет. Чтоб они сими криками на том свете до самого Страшного Суда — Вечность мучились. Эта сволочь небось подзабыла, как орали тамбовские бабы, да — барышни-институтки в их кровавых застенках. Так, — чтобы память им освежить — мы их собственных баб у них на глазах…

Знаете, почему нас всех подобрали? Ради Мировой Революции. В те годы многие большевики бредили Мировой Революцией. А как ее сделать, не имея разведки, да глаз и ушей за кордонами? Бывшие царские агенты отреклись от Советов, новые — сиволапые «горели», стоило им пересечь границу хотя бы Польши!

Так что — вся разведка тех лет была из жидов, сочувствующих новой Власти. Всем бы она была хороша, ежели бы не — национальный вопрос. А так уж вышло, что в Политбюро одна из групп разругалась со всеми прочими и в ней-то жидов — как раз не было!

Что делать, — ежели — даже придя к Власти, останешься «глух и слеп»?! Вот тогда-то один из них и обратил внимание на нас — беспризорников. Да не простых беспризорников, но владеющих языками, начатками игры на рояле, да благоприобретенной привычкой «не сутулиться» и «не носить вещи мешком». Раз будущим разведчикам предстоит работа среди «буржуев» — лучше, когда у них буржуйское воспитание.

Конечно, — после того, что произошло — не много осталось ребят с подобными данными на Руси. Так что нехватку дополнили такими, как Вася Сычев. Тамбовскими, ярославскими, да кронштадтскими… Господи, сколько же Крови в те годы пролилось на Руси. Сколько горя все мы пережили. Сколько счетов накопилось ко всей этой сволочи!

Другой вопрос, — как сделать так, чтобы мальчики у коих отняли почти все — служили не за Страх, а за Совесть. Очень просто. Каждому дают по нагану и учат стрелять, и не знать промаха. Награда одна — когда придет день, найти убийц сестры, отца, или — матушки и — не промахнуться. Не вдаваясь в подробности, доложу…

За Товарища Сталина я сегодня — кому угодно глотку перегрызу. За то, что пару лет назад он лично дозволил мне отправиться в Петрозаводск и вскрыть там целую троцкистскую банду из действующих и бывших членов ЧеКа. В детстве я мечтал, как они будут орать…

Я подрос. Они не орали. Орали их бабы… Теперь я готов на все для Товарища Сталина.

Мы идем душной, августовской ночью по притихшей Москве. Все окна — темны и лишь в одной горит огонек. Там кто-то бегает, слышны какие-то крики. Это — там, где нас ждут. Палыч любит позвонить по телефону перед выходом. Эти суки должны знать, что мы к ним идем и делать в штаны от ужаса.

Вдруг впереди хлопают выстрелы. В последние дни это у них — мода пошла. Стреляют в собственных жен да детей. Что любопытно, — самим в себя выстрелить пороху нет. Что забавно — руки трясутся и по жене да детям они промахиваются. (По нашим-то матерям да сестричкам они — не промахивались…)

Мы их не удерживаем. Это здорово, — прийти к такой гниде, а она — пьяная в дым и рыдает над только что пристреленной им же самим женою иль доченькой. Еще лучше, ежели наш штатный доктор — эту бабу иль девку потом вылечит.

Объявляешь ему приговор, а потом с улыбочкой говоришь: «Жена ваша, к счастью, — не умерла. Хотите посмотреть да послушать?!» — и тут же кляп ему в рот и представление, как его телка нашим «подмахивает».

В общем, — здорово.

Мы подымаемся в квартиру, нас уже ждут дворник, да управдом. С улицы слышен звук подъезжающего «воронка». Я спрашиваю у дворника, — все ли дома — по списку? Он в ужасе трясет бородой, шепчет:

— Младшенькой-то — четыре! Может, — ее в детский дом?

Я с интересом смотрю на него. (Разумеется, — такую малышку — прямиком в детский дом. Но ему об этом не положено знать. А на будущее… Редкий человек отважится задать подобный вопрос мне — чекисту. Надо запомнить его. При случае — предложить работу у нас — в органах. Хороший человек теперь — редкость. Смелый — тем более.)

— В ордере указано — всех. Разберемся. Мы не караем детей.

Дворник успокоено кивает в ответ. А мы начинаем нашу работу. Мы — наводим Порядок. Бандиты да урки должны гнить в земле или — на Колыме. И все их бандитское семя.