Храмовник - [12]

Затем мы сложили этих гадов у ментуры и звякнули дежурному. Пусть разбирают. И вот тут — загвоздка. Пока поход, пока драка, спартаковские шарфы — хороши. А вот когда парню попали гвоздем… «Спартак» как раз вернулся в высшую и Москва встала на уши. Красно-белые вышибали красно-синих и бело-голубых из кабаков. Возвращались, так сказать, «к границам семьдесят пятого года». Так что менты на всех фанатов смотрели волками. А на красно-белых…

Филолога нужно было к хирургу, а в любом травмпункте по Москве — пост. Увидят наши шарфики-«петушки» — цоп и аля-улю…

Тут я вспомнил Хирурга. Ленка представила нас друг другу на одном сэйшене. Одной девке с «колеса» стало не по себе, и он откачал ее в полминуты. Короче, я его знал, он знал меня, а самое главное — я знал, что у него сегодня дежурство в мединституте!

Я шепнул Сычу, его псы бросились на шоссе и тормознули целый автобус. Мы с Сычом затащили в него истекающего кровью филолога и назвали адрес и цену. А Сыч уже из окна заорал, что Паша-«опарыш» за старшего и чтоб все — в общагу. Пусть вытряхивают баб из постелей, возьмут ящик белой в оперкомнате и раскрутят Гочу на «сушняк». Сегодня ночью — большая пьянка, в конце — драка. Завтра все синяки — на это списать.

Автобус довез нас до институтской больнички, мы отдали — сколько обещано, и водила пожелал нам удачи.

Мы вошли в приемный покой и нам навстречу — Хирург. Увидал нас, сделал квадратные глаза и цедит:

— Не знал, что ты — фанат.

Я отвечаю:

— Пошел ты! Просто сегодня — двадцатое. Апреля. Вся мразь стеклась в город. Не в костюмах же нам ее привечать?!

Так Хирург, как дурак, уставился на календарь. Я уж решил, что он не понял, да тут вылетает такой старикашка. Сам низенький, морда вредненькая, пенсне, как у Чехова, в жилетке, лысый, шнобель такой, что рядом с ним клюв нашего Хирурга — курносый. Вылетает и противным-препротивным голоском:

— Фанаты? А ну — пошли отсюда…

Тут Хирург цепляет дедушку за рукав и говорит:

— Это не фанаты. Я их знаю. Это у них — как камуфляж.

Тогда дедок вперивается в Хирурга и говорит:

— Война кончилась лет — сорок назад и я…

А Хирург ему промеж глаз:

— Война не кончилась. Сегодня двадцатое апреля. И сегодня они — прямо с войны…

Дед поворачивается и тоже, как дурак, на календарь. А потом как заорет:

— А вы что здесь стоите? Вы же — врач! В перевязочную больного! В перевязочную.

Сыч поволок филолога. Хирург побежал указывать путь, а я остался с дедком. Неудобно оставлять его одного. Он снял свое пенсне, посмотрел на меня близорукими, огромными глазами и протягивает белоснежный платок:

— У Вас кровь, молодой человек.

Я утерся шарфом, посмотрел и порадовался, что он красно-белый — все не так заметно. Он подержал в руках платочек и говорит:

— Знаете, похоже, я безнадежно стар. Начинаю упускать какие-то вещи. Так и не довелось сходить на футбол. Представляете?

Я улыбнулся, поморщился из-за губы и отвечаю:

— Мне — тоже…

А он смотрит дальше и спрашивает:

— Раз Вы не фанат, подарите мне свой шарф. Мне очень надо.

Я гляжу на свой красно-белый шарф, а он уже наполовину совсем красный. Я отрицательно качаю головой:

— Не могу. «Спартак» — чемпион. А вот шапочку — ради Бога.

Нахлобучил я ему свой красно-белый петушок и дед стал похож на маленького пионера. Всем ребятам — примера. Он, так и не одев свои очки, ушел, а вместо него пришел Сыч.

Филолога нам вернули под утро. У деда были золотые руки. У парня потом не осталось и шрама!

А через неделю отловил меня Сыч, а глаза у него… Я спрашиваю:

-Что с тобой?

-Промашка вышла. Это оказались — не те. То ли панки, то ль — металлисты. Не те, понимаешь?

Я чуть не сел. Едрена репка, а мы их — так… Тут я вспомнил, разозлился и говорю:

— А чего ж у них свастики на цепях?!

— Так говорят, это — не свастика! У нее рожки в другую сторону, а в темноте…

Тогда я взял Сыча за грудки и очень внятно сказал:

— Ежели на козлах свастика, мне по фигу в какую сторону загнуты ее рожки. Их рога я загну в ту сторону, какую положено. Загну, загибал и загибать буду. Вот такой я тупой и непросвещенный.

Сыч сразу приободрился и говорит:

— Там один на гвоздь налетел. Ему теперь девочки без нужды.

Я просто пожал плечами:

— Так лед-то какой на улице! Мало ли кто поскользнется… Сидел бы дома, раз не умеет гулять!

А через месяц Оленьке пришла пора срочно почиститься. Мы с Сычом и будущей Сычевой женой привезли ее к Хирургу, и он с подозреньем спросил:

— Твое?

Я даже обиделся:

— Мое бы у меня выросло. Девка больно хорошая.

— Его?

— Да пошел ты! У него его тоже бы выросло. Скоро вырастет. Сам гляди.

Хирург глянул на серую Ольгу, на нас — и забрал ее. А когда сидели и ждали, пока она отлежится — раздавили на четверых. Так и подружились. Раньше-то я его знал лишь как Ленкиного старшего брата. Я тогда спал с ней. И думал — жениться. Мы все так думали.

Так что, не берите в секретарши девчонку, коя знает вас, как облупленного. Не заводите от нее дочерей. А самое главное — не дружите с Хирургами, ежели его родная сестра родила вам дочурку в ваше отсутствие. И никогда не дарите спартаковских «петушков» деду той самой девчонки, с коей вам сладко спать. Можно поставить себя в дурацкое положение. На всю жизнь.