Храм Юнисы - [39]
Остальные! Передать лошадей Кошевому.
Все забегали, засуетились. Через час, проверив доски на заколоченных окнах, Андрей захватил из дома вышитый рушник и привязал к створке ворот.
– Всем отойти в лес на пятьдесят метров, закопаться, замаскироваться, и чтобы ни звука. Иван, возьми двух казаков, и, как все уйдут, приберите следы во дворе и на опушке, в общем, сам глянь.
– Сделаем, Ваш Бродь!
– Василий, – окликнул Андрей старослужащего казака, – пробегись по позициям казаков. Скажи сидеть тихо, не курить. Обязательно предупреди – к обозу не соваться, за ним могут следить. Нужно, чтобы хунхузы поверили, что его охрана состоит только из конвоя. Дождёмся, когда они ввяжутся в бой, и только тогда ударим. Передай всем: без команды не стрелять, сигнал – взрыв гранаты. Бандитов не жалеть, стрелять на поражение.
– Будет сделано.
Жара начала спадать. Звонко стрекотали кузнечики, шелестя прозрачными крыльями, гонялись за комарами глазастые стрекозы, трудяги пчелы, перелетая с цветка на цветок, собирали нектар, а в кустах шиповника низко гудели полосатые шмели. Тёплый ветерок лениво шевелил листья деревьев. Со стороны леса послышался скрип колёс. Показался обоз.
– Наконец-то, – с облегчением выдохнул Андрей.
Это была самая опасная часть плана. Бандиты могли напасть на конвой по дороге. Пронесло. Вахмистр увидел на воротах рушник и понял, что Андрей с отрядом уже здесь:
– Молодец, корнет, успел. Теперь наш черёд.
Полетели команды:
– Пленных в погреб! Телеги расставить во дворе, коней напоить и в сарай! Возчиков запереть в бане!
Управились. Вахмистр огляделся:
– Вроде всё, – и махнул казакам, – все в дом! Закладывай двери! Занимаем оборону! Двое на чердак, остальные здесь!
Начало смеркаться. Заняли позиции. Закурили.
– Ну что, станичники, – затянулся самокруткой вахмистр, – не надоело за хунхузярами по дорогам бегать, пыль глотать? Вот и мне надоело. А корнет-то наш, не гляди, что молодой – ловок оказался. Это его задумка сюда бандитов выманить. А задача у нас не простая, мы вроде наживки. Надо нам, братцы, так хунхуза раздраконить, чтобы он на этот хутор всем скопом попёр. Свяжем боем, дальше дело за Их благородием и казачками. Дело опасное, поэтому и взял вас. Тех, в ком, как в себе, уверен.
– Не жидковато-то «благородие»? – попытался пошутить Волчок.
– Цыц, – обрезал трёп вахмистр.
– А мы чё? Мы ничё! – отозвался Волчок.
– Цыц, я сказал. Ты, парень, с нами без году неделя, а уже в каждой бочке затычка. Иван, Петро, берите этого балабола и на часы. Ваша первая смена. Иван на чердак, вы двое к окнам, потом сменю. Остальные могут перекусить, но огня не разводить, поели и отдыхать.
Время тянулось невыносимо медленно. Секунды растянулись в минуты, минуты в часы, а часы в бесконечность. Санька с Петром молча сидели у заколоченных окон. Первым прервал молчание Петр:
– Слышь, парень? Волчок – это фамилия или прозвище?
– Уже и сам не знаю, – усмехнулся Санька. По фамилии-то я Жуков, а Волчком стал, когда мне лет десять было. Помню, зима была холоднющая. Вот дед и пошил мне тулуп из овчины. Я так гордился этим тулупом, что даже на ночь снимать не хотел. В тот год наша кобыла разрешилась жеребёнком, и мне, как самому старшему из внуков, доверили ухаживать за ним. А чтобы пробудить чувство ответственности, дед пообещал, что когда жеребёнок вырастет, то будет моим. Сам понимаешь, что значит десятилетнему пацану пообещать такую перспективу. Дни напролёт я от него, как мамка, не отходил. Взрослые усмехались, но не мешали.
И вот, как-то ближе к вечеру слышу – в хлеву лошадь захрапела, забилась. Я туда. Глядь, а к моему жеребёнку подбирается волк, да здоровущий такой. Жеребёнок был ещё молочным, вот и держали его в отдельном стойле. Мать ему помочь не может, а зверюга вот-вот прыгнет.
Я, не раздумывая, кинулся между ним и жеребёнком. Волчара ощерился и прыгнул, да не на жеребёнка, а на меня. До сих пор помню зловонный запах из его пасти. Как уж у меня получилось, не знаю, только не испугался я тогда, а сунул руку в пасть волчары и, что есть силы, ухватил его за язык. А одет-то я был в тулуп. Вот и получилось, что я почти всю руку волку в пасть и запустил. Он попытался куснуть меня, а нет, овчина рукава всю пасть его забила, как кляп. Он пытаться грызть – не выходит, овчина в его пасть ещё больше набивается. Он давай пятиться, и тут – никак, я же его за язык под самым нёбом прихватил. Он меня мотает, а я не отпускаю, держу. Рукав в его пасти, видимо, от слюны намок, и волчара начал задыхаться. Когда дед с отцом в хлев прибежали, волк уже еле шевелился. С тех пор меня Волчком и прозвали.
– Да, – покачал головой Петро, – разные байки слышал, но чтобы такое…
Волка за язык – скажи кому, не поверят.
– Так многие и не верят, – улыбнулся Санька.
– А на стройку ты как попал?
– Через свою особую тягу к женскому полу, – вздохнул Санька.
– Это как? – предвкушая услышать очередную байку, оживился Петр.
– Да понимаешь, кровь у меня слишком горячая: как увижу молодую бабу с крутыми боками, да вот такой, – Санька показал вожделенный размер, – грудью – всё, тут же разум теряю.
