Храм и рынок. Человек в пространстве культуры - [35]

Человек знает о своей смертности. Но не это составляет драму его жизни. Смерть — неминуемое будущее и последняя возможность, после которой уже не будет никаких возможностей. В этом смысле смерть — граница надежд и мечтаний, но также и граница страданий и лишений. Смерть — это конец всех жизненных явлений, утрата любых жизненных значений. Помнить о смертности — значит четко представлять себе, что ТАМ не будет ничего из того, что мы приобрели, накопили здесь. Не то чтобы смерть совсем обесценивает жизнь. И все-таки мысль о ней делает нас сдержаннее, и мы уже не так жадно стремимся к достатку, известности, познаниям. Смерть присутствует своим отсутствием, и хотя ее пока нет, она неминуемо придет. Тот, кто боится смерти, может впасть в апатию. Напротив, тот, кто относится спокойно к своей смертности, воспринимает мир и жизнь в высшей степени радостно, как подарок судьбы, которым нужно как следует насладиться. Согласно мнению стоиков, мы не имеем причин как-то ненавидеть смерть или бояться ее. Ведь, как говорил Эпикур, когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет. Как бы ни отличались точки зрения «пессимиста» и «оптимиста», они сходны в том, что их исходной позицией выступает проблема собственной смерти. Даже в спорных и неоднозначных «воспоминаниях людей, переживших собственную смерть», содержится одна очень важная деталь, подтверждающая центральное значение фантазма собственной смерти. Они видят свое мертвое тело, плачущих родственников и, наконец, соображают, глядя на покойного: «Да это, кажется, я». Для большинства людей смерть — это нечто страшное и непоправимое, факт настолько очевидный и грубо присутствующий, что тезис Эпикура воспринимается как злая насмешка или отвлеченная спекуляция. Осознание собственной смертности в экзистенциальной философии считается критерием подлинного бытия, а в психологии — признаком душевно здорового человека. Однако кажется, что смерть всегда впереди, и даже безнадежно больные, как правило, верят, что будут жить.

На самом деле умерший не рефлексирует, и никто не видел лица собственной смерти. Безжалостной, абсурдной, нелепой и непоправимой является смерть ДРУГОГО. Умер тот, кого мы знали и любили. Умер самый близкий человек. Его лицо окаменело, а глаза закрылись. Мы не услышим его голоса и не увидим его фигуры. Он уже ничего не скажет, не споет, не напишет. Остался мир с его дорогами, но по ним он уже не сможет гулять. Нам остаются лишь воспоминания и нестерпимая боль. Смерть другого — вот он самый страшный удар смерти. Она не воспринимается как необходимое и закономерное завершение жизни. Мы не понимаем и не принимаем не свою собственную смерть, а именно смерть другого.

Таким образом, можно сказать, что смерть — это феномен не времени, а пространства. Во времени жизнь и смерть вообще неразличимы или не встречаются друг с другом. Эту неразличимость показал Лейбниц, который методом анализа бесконечно малых доказал, что граница между моей жизнью и моей смертью — это нечто вроде ноля в дифференциальном исчислении. С другой стороны, эта абсолютно тонкая линия, как показал Эпикур, абсолютно непроницаема и непрозрачна. Зато граница живого и мертвого абсолютно четко прочерчена между мною, еще живым, и другим, уже умершим. Именно эта граница вызывает протест и неприятие, именно она нелепа и незаконна. Присутствием отсутствующего является умерший. Глядя на него, мы понимаем, что пришла смерть. Смерть — это пространственное явление, а не тайна времени.

ВРЕМЯ И СМЕРТЬ

Бессмертный — тот, кто давно умер и тем не менее еще живет. Он остановил смерть, остановил время, и в этой загадке времени видится величайшая тайна жизни и смерти. Остановить время, преодолеть его, путешествовать в нем — вот что мы связываем с бессмертием, здесь срабатывает аналогия с воспоминанием и переживанием. Переживание — это не только основное понятие феноменологии, но и фундаментальный акт внутренней жизни. В точном смысле слова «переживающим» является такое существо, которое живет тем, чего уже нет. Может быть, переживание и воспоминание — это возрождение, удержание умершего. Так оказываются связанными воедино жизнь и смерть, бытие и небытие, время и переживание. Время, которое прошло, стало небытием, а воспоминание делает его вновь присутствующим.

Что переживается в воспоминании? Прошлое, давно прошедшее, то, что уже никогда не может наступить снова, т. е. сама смерть. Так мы можем господствовать над временем, пожирающим все живое, несущим смерть. Как это возможно? По Гегелю, смерть является жизнью духа. Сова Минервы вылетает в сумерки и облетает поля сражений. Она живет мертвечиной. Но не пожирает, а переживает ее. Строго говоря, в феноменологии дух — это не смерть, а снятие живого, благодаря которому умершее вновь оживает. Дух живет, но как переживающий, в сущности, он мертв. Он мертвит и живет мертвым. Отсюда суть духа — печаль. Ему чужд «радостно-спортивный смысл жизни», он всегда в трауре и поэтому служители духа так напоминают служителей культа. Все они одеваются в черное. Нельзя отрицать, что дух лишен удовольствия, но оно ближе к нарцисстическому наслаждению страданием, чем к настоящей радости.