Храм - [23]

Пленников освободили от веревок, но те не предприняли попыток к бегству, лишь стояли, уставившись в землю под ногами.

Пластун все понял.

Закрыв глаза, он беззвучно позвал, неслышно закричал, и бессловесный зов был так оглушителен, что мелкая живность, прятавшаяся в зарослях вокруг поляны, бросилась в рассыпную – Свист, помоги мне!

Черный Змей гневно посмотрел на пленника и со всей силы ударил того по голове прикладом своего самопала.

Не донеся ложку до рта, Свист вскочил на ноги. Сердце бешено колотилось, волосы на затылке встали дыбом, его всего трясло.

«Бежать, немедленно бежать», — билось в его сознании.

Ни сомнений, ни страха не было, только молящий голос где‑то далеко. Он знал где, он знал чей это голос, и сейчас несся по коридору Дома к себе в комнату, что бы схватить необходимое снаряжение и бросится в погоню. За кем и как, это он решит уже по дороге, в данную же минуту медлить нельзя.

Голос слабел, удаляясь, дробился на отдельные звуки. Свисту стало очень страшно от мысли, что голос замолчит навсегда, исчезнет.

Несколькими минутами позже он уже спускается по веревочной лестнице.

Оказавшись на земле, Свист припустил, что было сил по тропе через лес. Отринув осторожность, он бежал со всех ног, будучи четко уверенным, куда следует спешить.

Вечером Свист ужинал в норе, что спряталась в густых зарослях малины – попробуй еще продерись к ней.

Он свернул пробку у фляги, отпил.

К вечеру отголоски зова окончательно стихли, исчезнув, оставив по себе лишь железную уверенность в выбранном направлении. Куда, но не зачем. Только теперь Свист оказался в состоянии задать себе вопрос – почему он поддался непонятному наитию и бросился сломя голову на помощь. Почему он решил, что это Пластун его зовет, а главное, почему его совсем не удивляет, что (даже куда важнее как) наставник смог дотянуться до него. Свист пытался понять, что же происходит, но ощущение было такое, словно он пытается сдвинуть гору. Нечто слишком большое для человека, какие бы усилия не прикладывал – все тщетно.

11

Свист еще немного покружил вокруг поляны, осторожно пробираясь в густом подлеске. Ни души.

Следы на утоптанной траве говорили красноречивей некуда – здесь прошла дюжина людей, вот тут кто‑то лежал, наверняка пленники, а потом все они ушли туда.

По тропе.

Вниз.

Свист глубоко вздохнул, стараясь унять волнение и начал долгий спуск. В этом месте обрыв превращался в крутой каменистый склон, поросший крючковатыми деревцами. Тропа цеплялась за стену обрыва, перепрыгивая узкие расселины, петляла между валунов и катилась все ниже.

Спуск занял несколько часов. Дважды Свист присаживался отдохнуть на камень, продвижение требовало нешуточного напряжения сил и внимания. Но гораздо труднее было найти правильные слова для себя самого, чтобы голос (не загадочный зов, а свой родной, тот, который столько раз убеждал его отказаться от опасных походов), уговаривающий повернуть, бросить рисковую затею, вернуться назад, не одолел его. Вернуться очень хотелось, но верные ноги делали шаг за шагом и несли его вниз. Спасибо им, а то бы он наверняка повернул.

Тропа была полна свидетельств того, что совсем недавно, день–другой тут прошло множество людей.

Меж тем, чем ниже он спускался, тем сильнее ощущал близость Нижнего Леса – воздух становился влажным, полным острых и незнакомых запахов.

Наконец он остановился. У самых его ног лежали верхушки местных деревьев с длинными, похожими на кинжалы, листьями. Зеленый океан простирался, насколько хватало глаз, где‑то далеко растворяясь в голубой дымке. До земли оставалось всего ничего.

Покинув каменистую тропу, он с опаской ступил на мягкую, податливую словно перина, почву Нижнего Леса. Тут оказалось не так уж и темно, солнце бросало косые лучи сквозь остролистые кроны так, что лес вокруг казался раскрашенным в полоску. От влажной земли подымался пар.

Первое время след упорно отказывался находиться, как будто нарочно прятался, паршивец. Но Свист не сдавался и вскоре уже шагал с оружием в руках, внимательно всматриваясь в неприметную тропку. Путь уводил его на северо–восток, прочь от обрыва.

Вскоре он понял, что дельце ему предстоит еще менее приятное, нежели казалось в начале. Одежда насквозь промокла и прилипала к коже, соленый пот заливал глаза, а над головой неотступно висела охочая до крови мошкара. Лес тут звучал совсем иначе, отовсюду неслись звуки, свидетельствующие о том, что здешняя чаща населена куда обильнее, нежели светлые опушки его родного леса: что‑то чавкало в кронах, хрустело ветками за поворотом тропы и с утробным ворчанием ломилось через подлесок совсем недалеко.

Ступать приходилось очень осторожно, то и дело земля под ногами норовила превратиться в топкую жижу, то тут, то там невидимые гады шевелили палую листву – это пугало Свиста. Когда же с одной из веток на его плечо упало крупное насекомое размером с флягу для воды, Свист едва не закричал от страха и омерзения. Отшвырнув членистоногую пакость как можно дальше, Свист замотал шею платком. Пускай и парко, зато подобная мерзость за шиворот забраться не сможет.

Много позже, изнуренный напряженным преследованием, он вышел к подножию крутобокого холма. На травянистых склонах деревьев не росло вовсе, только ползучие растения с большими лиловыми цветками. В зеленой шевелюре отчетливо была видна прорубленная дорожка, идущая вверх. Вершина холма оказалась плоской, как будто ножом срезали. Короной по ее периметру, на равном удалении друг от друга, стояли валуны, каждый ростом со Свиста, никак не ниже. Обращенные к лесу бока украшали выцветшие рисунки – клыкастые, рогатые и красноглазые лики угрожающе смотрели на пришельца.