Храм безмолвия - [5]

Поначалу он хотел повернуть назад, но, поразмыслив, решил, что плутать в темноте — последнее дело, и уселся под кустом, завернувшись в плащ, в твердом намерении дождаться первых проблесков рассвета. Судя по тому, сколько всего успело произойти за эту ночь, ждать оставалось не долго.

Но время шло, и постепенно Элрик начал нервничать: небо не думало светлеть.

Какими бы густыми ни были тучи, но даже через них должна пробиваться заря, однако никаких признаков рассвета не было в помине. Тьма ощутимо давила на веки, и, несмотря на постепенно нарастающее беспокойство, Элрик против воли стал клевать носом.

Из состояния дремоты его выбросил раздавшийся неподалеку треск веток. Первое, о чем подумал Элрик, это то, что пропажа, наконец, обнаружилась, и теперь в ночном лесу вовсю ведутся его поиски, но эта мысль тут же уползла прочь, поджав хвост. Вслед за треском послышались мерные, сотрясающие землю удары. Никто из людей или бессмертников, даже таинственный настоятель Фидэ при всех его достоинствах не смог бы сотворить такого.

Элрик замер, до боли в глазах вглядываясь в кромешную тьму, и вдруг увидел… или ему показалось, что он увидел… Что-то двигалось во мраке — что-то огромное, словно ожившая скала, чернее самой ночи. Внезапно оно остановилось, и дюжина алых углей глаз, расположенных слишком близко, чтобы принадлежать разным существам, задержалась на кустах, скрывавших человека. Элрик распластался на земле — будь поблизости нора, он бы, не задумываясь ни на миг, нырнул туда, как суслик. Язык прилип к небу, в горле пересохло, дышать он, кажется, и вовсе перестал, а сердце колотилось так сильно, словно вознамерилось выскочить из груди. В воцарившейся тишине эти удары звучали пугающе громко. Прошла целая вечность, прежде чем снова послышалась мерная поступь, нечто прошло мимо и скрылось вдали. Только когда треск веток стих, Элрик осмелился поднять голову.

Его трясло. Он судорожно перебирал в памяти все слышанные ранее небылицы, пытаясь понять, с какой же тварью его только что свела дорога, но ни в одной из побасенок не говорилось о двенадцатиглазых горных великанах. Теперь идея покинуть Альван-эт-Кадир до рассвета уже не казалась Элрику такой хорошей. Куда разумнее было все-таки вернуться и дождаться утра за крепкими стенами, ведь должно же утро хоть когда-нибудь наступить.

Собрав все остатки мужества и здравого смысла, Элрик встал и пошел, как ему казалось, вспять к храму — только для того, чтобы через четыре шага снова наткнуться на колючки проклятого кустарника. Стараясь не поддаваться панике,

Элрик двинулся вбок. Время от времени на пути у него возникали стволы деревьев и кусты, чуть менее колючие, чем те, что встретились поначалу. Элрик огибал препятствия, стараясь по возможности идти прямо — ничего другого ему не оставалось, а ночь вокруг жила собственной жизнью. Что-то с мягким шелестом проносилось мимо, верещало в подлеске, но намного сильнее обеспокоили Элрика шорохи, возникшие почти одновременно со всех сторон. А за секунду до того кровь ударила ему в виски, предупреждая о возникшей угрозе. Повинуясь инстинкту, Элрик выхватил меч и рубанул наотмашь и наугад, потому что во тьме не видел не только противника, но даже своего клинка. Меч с хлюпаньем прошел через что-то, похожее на густой овсяный кисель, и в нос Элрику шибанул запах сточной канавы. Темнота забулькала, утробно застонала… Элрик крутанул «солнцеворот», во время которого меч еще как минимум дважды наткнулся на вязкую преграду, и бросился напролом через кусты. Бульканье катилось следом за ним, и Элрик уже не знал — ветки ли цепляют его за одежду, или чьи-то руки пытаются удержать. Он бежал в никуда, раздирая одежду в клочья и тело в кровь, когда впереди, чуть в стороне, вдруг замаячил красноватый огонек. Слабый, очень слабый, но среди кромешной тьмы он казался спасительным маяком. Из последних сил Элрик бросился к источнику света.

Это был не покинутый им храм, а какой-то открытый всем ветрам алтарь, к которому с четырех сторон вели слабо освещенные гранитные ступени. Взбегая по лестнице, Элрик споткнулся и рухнул ничком. Что-то настойчиво потянуло его за сапог. Элрик рывком поджал ноги и перевернулся на спину. От увиденного у него встали дыбом волосы — тьма, оставшаяся у подножия лестницы, была живой и имела если не плоть, то какое-то ее подобие. Она шевелилась, перекатывалась, меняла формы, пыталась подобраться ближе, но снова отступала, не смея пересечь ей одной известные границы. Не в силах отвести глаз от жуткого зрелища, Элрик отползал все дальше от копошащейся тьмы, вверх по ступеням, пока не стукнулся затылком о каменную плиту. Он достиг алтаря.

«Да, — эхом отозвалось у него в голове. — Ты сам нашел путь сюда. Ты избран… Восславь Безмолвие, ибо только в нем есть спасение. Иди же ко мне…»

Элрик, цепенея, поднял взгляд. Над алтарем возвышалась исполинская статуя, которую он почему-то раньше не заметил — гигантская копия той статуэтки, что он прихватил с храмового алтаря. Нет, не совсем копия. Храмовая статуэтка была слепа, а эта статуя имела глаза, даже слишком много — двенадцать рубинов в золотых оправах. Двенадцать камней, лучащихся алым светом.