Хpоники российской Саньясы. Том 1 - [72]

В: — То есть у вас был такой мессианский период, когда вы пытались как-то привлечь окружающих?

№ 20: — Да, был. Но весьма непродолжительный.

В: — А как все обошлось? Благодаря чему?

№ 20: — Благодаря развитому чувству здравого смысла и удовлетворенной в положенное для этого время потребности в самоутверждении. Вообще этап трансперсонализации, как я его называю, прошел у меня очень быстро. Я сразу соприкоснулся с планами, где я есть все, где меня нет и т. д.

В: — И каким был следующий этап?

№ 20: — На следующем этапе остро встал вопрос «А что же дальше?» Все, о чем в книжках написано, достигнуто, — ты един со вселенной, ты все и ничто. Что дальше? Жизнь ведь только начинается, а уже, похоже, приехали. В общем-то, что мне делать в целом понятно: способствовать на своем месте всеобщей эволюции, «вести все живые существа к просветлению». Вопрос в другом: как мне быть? Какой опыт обретать мне, самосознающему абсолюту, на предстоящем этапе существования в физическом теле? Или, в терминах воплощения, зачем мне это воплощение?

И вы знаете, в конце концов я пришел к неожиданному для себя выводу: раз я принял человеческую форму, задача моя состоит в том, чтобы стать человеком, узнать, что это та-кое. Обретенный ранее трансперсональный — надличный — опыт становился таким образом фундаментом моей личности, основой дальнейшего пути. На этом пути меня ожидало много интересного…

В: — Что, например?

№ 20: — Ну как, — вся жизнь. Уже не как практика, а как приключение, где за каждым поворотом тебя ожидает что-то новое. Например, я обнаружил, что не чувствую происходящее, что моя способность ощущать, чувствовать, испытывать эмоции приглушена. Она была приглушена не в такой степени, как у большинства «практикующих» духарей, поскольку я, в отличие от них, никогда сознательно не ставил перед собой такой задачи — ничего не испытывать, то есть на все не реагировать. Мне было интересно наблюдать именно за тем, как я реагирую, и не позволять при этом моим реакциям влиять на мое поведение и восприятие. Однако эмоциональная сторона моей натуры при этом как бы оставалась за кадром, не становилась предметом специального рассмотрения и, тем более, развития. Я отнюдь не был бесчувственным сухарем, но у меня возникло ощущение, что я способен чувствовать гораздо больше. Оно возникло у меня, когда я осознал, что не люблю своих родителей, точнее, не чувствую той любви, которая во мне есть. Я знал, что люблю их как носителей безусловных ценностей и, скажем так, подателей всего, что у меня есть, — но я не чувствовал этого. И мне очень захотелось вновь обрести возможность испытывать эту любовь, испытывать это чувство, незаметно затоптанное в передрягах взросления. И когда я столкнулся с одной заграничной программой психологической реанимации личности, это желание послужило серьезным мотивом для того, чтобы заняться этой программой и создать условия для ее внедрения в Киеве. Правда, по истечении семи лет программа зачахла, но я свое получил. В ходе этой работы у меня как-то возник образ длинного каравана беженцев, которые возвращаются со своими тюками и тележками из эвакуации, — это были мои чувства.

Ну, это так, частный эпизод становления человеком, живым человеческим существом, — возвращение себе тех человеческих возможностей, которые по необходимости утрачиваются на ранней стадии развития, в детском возрасте. Собственно, не утрачиваются, а как бы отодвигаются на задний план, уходят в тень бессознательного, — у кого больше, у кого меньше.

В: — Как это делалось?

№ 20: — Существуют специальные методики, но это уже совсем другая история.

В: — То есть, если описывать ваш путь в целом, можно сказать, что на первом его этапе имела место трансперсонализация, стирание личности, а на втором произошел возврат к личному, но с сохранением надличного фундамента.

№ 20: — Где-то так, хотя я бы не стал говорить о стирании личности. С самого начала присутствовало сознание того, что надличный опыт становится ресурсом моей личности, становится неотъемлемой частью меня как действующего лица, — он становится своего рода килем, позволяющим всякий раз возвращаться в точку покоя. И мне кажется, именно этот баланс личного и надличного, наряду с чувством здравого смысла, честностью в отношениях с самим собой, а также способностью различать опыт и его интеллектуальное оформление, помогли мне не пойти ко дну в условиях одиночного плавания по водам Сансары.

Глава 10. Мастер «вычитания» Р

Не стоит прогибаться под изменчивый мир, -

Пусть лучше он прогнется под нас

Из песни А. Макаревича

Я сразу же хочу извиниться перед читателем за обильное употребление ненормативной лексики в этой главе, но без нее рассказ об одном из самых ярких Российских мистиков — Григории Попандопуло будет бледным и невыразительным. Мат в его устах необычайно поэтичен и силен. Он нисколько не коробит, а напротив, воспринимается как сладчайший нектар в одних случаях, как сокрушительная сила, мгновенно срывающая с собеседника «все и всяческие маски» в других, как точнейшее попадание, подталкивающее к глубоким смысловым переживаниям в третьих: А уж нюансов и тонкостей — не перечесть.