Хозяйка замка Ёдо - [15]

Хидэёси был прав: в запущенном саду раскидистые ветки цеплялись друг за друга самым неопрятным образом.

— Завтра же велите их подстричь.

— Но сейчас время неподходящее для работ в саду, — возразила Тятя. — Надо дождаться четвёртой луны.

Воин удивлённо воззрился на девушку и, помолчав, произнёс без тени улыбки:

— А вы, я вижу, неплохо осведомлены в этом деле, княжна.

Тятя действительно знала, когда следует и когда не следует срезать ветки, потому что любила болтать со старым садовником, но на комплимент Хидэёси Хасибы ничего не ответила. А он, ещё раз попросив передать госпоже О-Ити наилучшие пожелания, удалился той же дорогой, что и пришёл, отмахиваясь по пути от веток.

Тятя долго ещё стояла и смотрела ему вслед, прежде чем заметила, что осталась на энгаве одна — сёстры давно ускользнули в гостиную. Она чувствовала лёгкую усталость и с удовольствием присела бы отдохнуть, но что-то не позволяло ей расслабиться — как будто воин с молодым взглядом и стареющим лицом, похожим на маску, которая скрывает истинный мальчишеский облик, всё ещё стоял перед ней.

Тятя представляла себе Хидэёси Хасибу совсем не таким. Его первое замечание — «вы здорово подросли» — свидетельствовало о том, что он уже видел княжон Асаи раньше, но девушка не припоминала, чтобы они встречались. Во время её первой поездки в Адзути, вместе с Такацугу, Хидэёси штурмовал храм в Исияме, на земле Осаки, а во второй раз, когда на пиру у Нобунаги и на празднике Бон присутствовали многие именитые вассалы клана Ода, Хидэёси в их числе опять же быть не могло — он шёл войной на Тюгоку. Значит, они точно не встречались.

В этом человеке не было ничего от того жестокого врага, который уничтожил её клан и велел изрубить её брата в куски. Не походил он и на взявшегося за меч простака крестьянина, каким рисовали его недоброжелатели из высшего сословия. Да и желания смеяться над ним, как в тот момент, когда она впервые услышала о его нежных чувствах к О-Ити, у Тяти больше не возникало. «Уродец», «обезьяна», «бесстрашный полководец», «несравненный тактик» — все эти эпитеты, бытовавшие в народе, тоже с ним не вязались. И Тятя, словно в забытьи, стояла на энгаве, перебирая в памяти свежие воспоминания о спокойной повадке Хидэёси и ощущении своего рода ласковой грусти, исходившей от него. Этот мужчина не был похож на воина — разве что колючий взгляд выдавал в нём человека, не раз ступавшего на поле брани. И если Тятя по-прежнему не испытывала к нему симпатии, то ненавидеть его уже не могла. Теперь ей предстояло переделать в своём сознании портрет Хидэёси Хасибы, который она нарисовала себе ещё в раннем детстве.

Известие о визите Хидэёси повергло О-Ити в ужас. Охацу и Когоо расписали ей эту сцену в чёрных красках: перед ними, видите ли, явился злой дух. Когоо запомнила только его толстые пальцы, отвратительно выдающийся вперёд кадык и огромные уши. Охацу заявила, что он по очереди рассматривал их, прожигая взглядом, с жестокой ухмылкой на губах.

— Наверное, он именно так смотрел на замок Одани, объятый пламенем, и на смерть бедного Мандзюмару, — добавила Охацу своим звонким голоском и содрогнулась всем телом.

Тятя помалкивала, удивлённая тем, что у неё самой осталось совсем другое впечатление от Хидэёси. Ведь у него и впрямь толстые пальцы, слишком сильно выпирающий кадык и чересчур большие уши… И очень может быть, что на губах его играла жестокая ухмылка… Девушка попробовала представить себе Хидэёси таким, каким описали его сёстры, но, странное дело, ничего отталкивающего в облике воина не нашла.

Она не одобряла поведения О-Ити. Мать определённо не разделяла мнения младших дочерей, но при этом и не сделала им ни единого осуждающего замечания — просто сидела и молча слушала. Образ Хидэёси сложился в сознании девочек под влиянием матери — это она хотела, чтобы дочери увидели в нём злого духа. Но так было раньше. А сейчас О-Ити предпочла воздержаться от комментариев по одной важной причине: она ещё не знала, насколько высокое положение займёт Хидэёси после смерти Нобунаги и в какой степени благополучие женщин из клана Асаи теперь будет зависеть от его милости. Тятя признавала за матерью право ненавидеть Хидэёси, заклятого врага её рода. Не вызывало у девушки нареканий и то, что О-Ити презирает наглеца, который, не смыв с себя крови мужчин Асаи, осмелился претендовать на её руку и сердце. Не нравилось Тяте другое: мать повела себя как трусиха, испугалась новоприобретённого могущества Хидэёси. Раньше она, наверное, с тем же затаённым страхом смотрела на своего старшего брата Нобунагу.

— Но ведь господин Хасиба — единственный человек, навестивший нас в заточении. Никто из воинов и не подумал зайти поприветствовать нас! — воскликнула Тятя.

Встав на защиту военачальника, она тем самым выразила свой протест против всеобщего отрицательного настроя. Разумеется, Хидэёси привело к ним вульгарное желание увидеть О-Ити, девушка это прекрасно понимала, но ей очень уж хотелось сказать что-нибудь наперекор матери.

Тятя не отдавала себе отчёта в истинных чувствах, побудивших её взбунтоваться против родственниц. Она просто-напросто находила поведение О-Ити и сестёр неподобающим. Впрочем, Охацу и Когоо были слишком малы, чтобы обижаться на них. К тому же после всех превратностей судьбы, которые им довелось испытать, они и не могли отреагировать на появление Хидэёси Хасибы иначе.