Хозяин с кифарой - [15]

Это была лагерная песня, сочиненная знаменитым кифаредом Помпонием, и кто же ее не знал?

Публий Домиций поклонился, сильнее ударил по струнам и запел: «Свобода, свобода, умрем за тебя… и нет тебя горше, и нет тебя слаще…», и когда он пел последний куплет, внезапно зрители стали ему подпевать, и громогласный хор вознес к небесам хвалу свободе, за которую он сражался, а затем все громко зааплодировали.

— Молодец, заслужил! — прокричал кучерявый помощник Спартака и бросил певцу золотую монету, которую тот подхватил на лету, и затем низко поклонился.

Публий Домиций спел еще пару песен, и закашлял.

— Господин, больше не могу петь, — обратился он к Спартаку вдруг охрипшим голосом. — У меня болит горло, а я беден, и у меня нет денег на врачей.

Мужественное лицо Спартака просветлело:

— Ну, так у меня есть врач. Тебя отведет к нему Аристид. Это хороший врач, он вылечит тебе горло. Поправляйся! И приходи к нам петь снова! — и он обратился к Аристиду: — Отведи его к Никандру, он заперт в пожарной башне.

И с этими словами отвязал от пояса ключи и подал тому их.

— Пойдем, — сказал мне тихо Леонид.

Мы пошли к пожарной башне, но другим путем, чем хозяин и Аристид. Хотя Спартак приказал бросить Никандра в темницу, но фактически сделать это было невозможно, ибо в нашем городе была всего лишь одна темница, и она была использована солдатами Спартака как склад, в частности, именно туда унесли злосчастные статуи Леонида. Поэтому Никандра заперли на третьем этаже брошенной пожарной башни. Она была построена на окраине города — на самом высоком месте, недалеко от дома Никандра. Первые два ее этажа использовали для хранения пожарного оборудования, а на третьем был кабинет начальника пожарной охраны, чтобы ему с высоты виднее было, что делается, и там же хранились документы, поэтому у этой комнаты была особо крепкая дверь и прочные засовы и замки. Со скованными ногами никак нельзя было выбраться из окна третьего этажа, и Никандра там заперли. Поскольку он не был военачальником или важной персоной, то к нему не приставили стражи, полагая, что рабу-врачу никто побега устраивать не будет…

Вечерело. По дороге мы встретились с Квинтом Лентулом — он нес под мышкой сверток и пошел вместе с нами. Мы подошли к пожарной башне и в вечерних сумерках увидели, как хозяин и Аристид открывали входную дверь. Когда они вошли, мы последовали за ними немного спустя и услышали, как на третьем этаже Аристид открывает замки.

Никандр удивился и несказанно обрадовался, когда мы ввалились к нему всей толпой. Ноги его были в кандалах. В следующий миг он поспешил навстречу хозяину, желая поцеловать ему руку. Но хозяин не дался, отрезав:

— Оставь, сейчас не до телячьих нежностей!

Я не знаю, кто далее сбивал Никандру цепь с кандалов молотком и зубилом, принесенным Квинтом Лентулом в свертке, а кто привязал к столу связанные скатерти, чтобы они спускались из окна для имитации побега, ибо меня отправили на улицу караулить.

— Если увидишь на улице прохожих, свистни один раз, чтобы мы подождали, а если кто войдет в башню, свистни два раза, — приказал мне Аристид.

Я на вид был озорной мальчишка, поэтому мой свист вряд ли кого мог заинтересовать. Но на улице никого не было, и свистеть мне не пришлось.

Когда почти совсем стемнело, из окна была выкинута веревка из связанных скатертей и из башни вышли вначале Квинт Лентул и Леонид, а затем Никандр и Аристид, и они пошли разными путями, пока все вместе не встретились у опушки леса на горной тропе, ведущей к пляжу у «зеленого мыса» (так мы привыкли называть этот пляж).

Тут Аристид вынул из-за пазухи сверток и передал хозяину.

— Это перерисованные карты Спартака, — сказал он. — Спартак собирается послезавтра покинуть город. Ты должен доплыть на лодке до Фламинии, ну, до деревни за горой, ты должен гору оплыть. Там нет людей Спартака. Там живут бедные колоны, грабить некого, и рабов ни у кого нет. Спартак не будет туда заходить.

Тут же Квинт Лентул отдал хозяину ключи от замка на цепи, которой лодка на «пляже у зеленого мыса» была привязана к дереву.

Никандр не мог с нами отправиться, ибо ему нужно было осмотреть раненых, прятавшихся в горах, к которым Квинт Лентул и Леонид должны были его провести.

— А Калиса? — спросил Никандр.

О Калисе, действительно, забыли. И вопрос Никандра застал всех врасплох. После минутного молчания хозяин мне приказал:

— Бегом, во всю прыть, домой за Калисой, и обратно — оба бегом. Я буду вас ждать на полянке на тропе, ведущей к пляжу, это, значит, на середине пути.

Я помчался домой и разбудил Калису. Идти в темноте она боялась. Но я сказал ей, что это приказ хозяина, а она была рабыня и знала, что приказы хозяина не обсуждаются. Она накинула на плечи платок, и мы побежали к пляжу. Но я не сообразил, что девочки не могут бегать с такой скоростью, как мальчишки. Калиса вскоре запыхалась, утомилась и пошла шагом. Меня это злило, ведь я получил приказ хозяина доставить ее бегом, и по дороге я дразнил ее «черепахой». Мы уже почти дошли до места, как на тропе показался силуэт хозяина. «Дура, беги», — сказал я своей спутнице тихо. И тут же пожалел о сказанном, ибо Калиса побежала и в темноте спотыкнулась о корягу и упала. Она хныкала, что ей больно и не хотела вставать. Хозяин подошел к нам сам и дал ей оплеуху, так что она замолчала, но встать все равно не могла.