Хозяин пепелища - [26]

— Что, крылышки отрастают у пташки? Дома сидеть надоело? Но я-то еще не потерял стыд, чтобы таскаться с бабой по базарам. А если уж так загорелось — ищи себе другого мужа!

С тех пор она больше не заводила речи об этом. Каков бы ни был Сучча Синх, он — ее муж и владыка. Правда, у него неспокойный характер и ей не раз случалось испытать на своей спине тяжесть его кулака, зато каждый месяц он отдает ей целых двадцать рупий из своего заработка. И чтобы там про него ни болтали, она была и остается его законной женой! Он, может, и грубоват, но сердце-то у него доброе. Вот хотя бы прошлый месяц: подарил Зиндан стеклянные браслеты, а ей — полтора ярда малинового плюша…

На горизонте в облачке пыли появилась машина. Еще издали Бало увидела, что это не тот автобус, на котором ездит ее муж. И все же она ждала с какой-то смутной надеждой. Перед навесом автобус притормозил. С машины сошел крестьянин с большой корзиной лука. Дверь с шумом захлопнулась, и автобус понесся дальше, Оставив багаж посреди дороги, крестьянин подошел к навесу и, без церемоний растолкав дремавшего человека, попросил пить. Не касаясь губами краев, он вылил себе в рот две полные лоты воды, крякнул, отер усы и направился к своей корзине.

— Скажи, почтенный, — окликнула его Бало, — когда снова будет автобус из Накодара?

— Автобусы оттуда идут каждый час, — отвечал он. — А далеко тебе ехать?

— Да я-то сама никуда не еду, почтенный. У меня муж работает шофером. Его зовут Сучча Синх, а я обед ему принесла.

— Сучча Синх? Неужели?! — удивился крестьянин, и по его лицу расплылась широкая улыбка.

— Ты знаешь его?

— Да кто же в Накодаре не знает Сучча Синха!

Улыбка и смешливый тон крестьянина не понравились Бало. Ей всегда становилось не по себе, когда кто-нибудь неодобрительно отзывался о ее муже или с таинственным видом сообщал о нем то, что давным-давно было ей известно. И какое дело людям до чужой жизни? Чего суют нос, куда их не просят? Ведь Сучча Синх не вор, он зарабатывает свои деньги честным трудом, а значит, может распоряжаться ими, как ему угодно!

— Автобус Сучча Синха прибудет, наверно, следующим рейсом, — подумав, сказал крестьянин. — Но, видать, бессердечный он человек, если заставляет тебя ждать на таком пекле…

— Шел бы ты, почтенный, своей дорогой! — нахмурилась Бало. — Никто меня не заставляет, сама опоздала принести ему обед, и он теперь, бедняга, сидит за рулем голодный!

— Сучча Синх — и вдруг голодный! — снова осклабился крестьянин. — Да как же это может быть!

С этими словами он водрузил корзину себе на голову и зашагал по едва приметной тропке, терявшейся в полях, а Бало вздохнула и вновь устремила взгляд в серую, безжизненную даль. Она не помнила, долго ли ей пришлось простоять у дороги, но когда на горизонте появилось, наконец, облачко пыли, она почувствовала, что едва держится на ногах. Бало оправила узелок и пожалела в душе, что поторопилась уйти из дому. Ведь у нее было вполне достаточно времени, чтобы приготовить карах-прашад — любимое кушанье мужа… Ну ничего, завтра вторник и к тому же Гурпараб[36] — муж придет домой, и она приготовит его любимое блюдо.

Волоча за собой пышный хвост пыли, автобус приближался к остановке. Бало увидел за ветровым стеклом лицо мужа и сразу поняла, что он зол не на шутку: его черные густые брови совсем сошлись на переносице. С тревожно забившимся сердцем она подняла руку со своим белым узелком. Но автобус прокатил мимо и затормозил, уже миновав навес. С машины сошли два пассажира. Кондуктор, спрыгнувший раньше их, взобрался на крышу автобуса и, откинув брезент, подал одному из пассажиров старенький велосипед. Бало подбежала к кабине водителя.

— Сучча Синх! — робко и ласково позвала она, просовывая в окно руку с узелком. — Возьми ужин…

— Поди прочь! Мне не до тебя! — огрызнулся он и оттолкнул ее руку.

— Сучча Синх, выйди на минутку, выслушай меня… Если бы утром не случилось несчастье…

— А ну заткнись и проваливай отсюда! — по-прежнему не глядя, прорычал муж и крикнул кондуктору: — Весь багаж сгрузил?

— Остался еще сундучок! Сейчас подаю! — ответил кондуктор сверху.

— Сучча Синх, я уже два часа жду тебя, — с мольбою в голосе произнесла Бало. — Выйди на минутку, и я все объясню… Чтоб он сдох, проклятый Джанги! Это из-за него, собаки, я не принесла обед вовремя и так намучилась! — И она вновь протянула руку с узелком.

— Спустил сундучок? — крикнул Сучча Синх, высовываясь из кабины.

— Поехали! — отозвался кондуктор.

— Сучча Синх! — В голосе Бало послышались слезы.

— Поди прочь! — повторил он и снова отпихнул руку с узелком.

— Сучча Синх! Если виновата — накажи, но ужин-то тебе пригодится! А придешь завтра домой — расскажу все по порядку, как дело было…

— Нет у меня дома! А к тебе пусть другие ходят…

И грязно выругавшись, Сучча Синх тронул с места машину.

— Сучча Синх! — отчаянно закричала Бало вдогонку, но крик ее потонул в реве мотора. Автобус ушел, и только густое облако пыли висело над дорогой.

Солнце уже склонялось к западу, жара спадала, небо становилось прозрачней и чище. Над навесом пронеслась какая-то птица. Далеко в поле можно было различить несколько ярких точек — пестрые тюрбаны крестьян. Зайдя под навес, Бало выпила воды и, смочив разгоряченное лицо, насухо вытерла его концом сари.