Хозяин лета. История в двенадцати патронах - [52]

Доклад был триумфом. Коллега из республиканского сидел, сцепив руки под столом, и багровел. Разрешение отец нации дал – вместе с чрезвычайными полномочиями. Потому в свой кабинет в желтом доме на проспекте генерал вернулся в приподнятом настроении. Даже предложил заму, принесшему известие о стычке, рюмочку тридцатилетнего херсонского коньяку «Империал», конфискованного вместе с прочими жидкими редкостями на границе. И поморщился, когда зам, вместо того чтобы прочувствовать букет, окунуть нос в рюмку и изобразить блаженство, залпом выпил и угрюмо попросил разрешения идти. Настроение Шеина было настолько безоблачным, что он лишь махнул рукой. Иди, зануда.

Радоваться было отчего – теперь не казались эфемерными фантазиями даже те мечты, которым генерал предавался только наедине с собою, поздним вечером за рюмкой коньяку, наедине с зеркалом, за которым, он был уверен, торчал «жучок» прослушки. А мечтал генерал о том, чтобы ликвидировать армию страны как таковую, а боеспособные части передать силовым ведомствам. Управлению по Городу и области, например. Вертолетная эскадрилья второго оперативного отдела. Танковый ударный полк секции разработок. Или даже дивизия – а почему бы и нет? Конечно, войсками придется делиться, но всё-таки. Свои танки. Самолеты. Свое… Свой кулак. Крепкий, ощетинившийся стволами, укрытый броней.

В самом деле, зачем этой стране армия? Наследство имперских времен, обломок, почти ни к чему не пригодный. Воинская повинность – нелепость, толпы рахитичных недокормленных тупых недорослей – дорогостоящий, никчемный балласт. Чему их учить? Тем, кого всё-таки можно научить, нужно платить за это деньги. Деньги Управления, например. И учить тому, что нужно для поддержания порядка, – как этот порядок видит, например, Управление. И тогда у Управления будет сила, которую, лязгая гусеницами, можно будет в нужный момент вывести на улицы Города. Всё продумано, разложено по полочкам, осталась самая малость. И тогда… Тут генерал укротил расшалившуюся фантазию еще одной рюмочкой коньяку.

Ближе к вечеру генерал собрал у себя совещание – выслушать отчеты по плану «Гражданская». Замы и начальники отделов уселись за стол, положили перед собой папки и бумаги. Шеин обвел их ликующим взглядом – что-то маловато на ваших лицах, ребятки, радости. Улыбались только два молодых референта, сделавшие стремительную карьеру из президентского Союза молодежи. Хорошо, сейчас мы вас всех развеселим.

Генерал сдержанно, немногословно, но иронично, чуть-чуть приукрасив пару-тройку подходящих моментов, рассказал про совещание в верхах, про свой триумф, про то, что «Гражданская» практически удалась – осталось только немного подождать. Выпестовать зародившийся бунт, дать бунтовщикам возможность собрать сторонников – желательно с разных концов страны. Пусть одержат победу-другую, пусть напугают верхи. Мы же будем держать руку на их глотке и в нужный момент… Шеин медленно, со вкусом стиснул волосатый кулак. Торжествующе посмотрел на подчиненных – но ни радости, ни энтузиазма на их лицах не увидел. Только референты сияли, как два розовощеких подсолнуха.

– В чем дело? – удивился генерал.

Замы переглянулись. Один прокашлялся. Вынул из папки лист бумаги, зачем-то глянул на него, сунул обратно.

– Дело, э-э, в том, что мы… что мы не очень-то уверенно держим нашу, если можно так выразиться, руку на горле, – сказал он нерешительно. – А можно сказать, совсем не держим.

– Разве там заправляет не наш пенсионер? – спросил Шеин. – Кажется мне, не так давно я сам с ним говорил. На удивление здравомыслящий старик. Разве ваши люди не вошли с ним в контакт?

– Вошли, но…

– Какие еще могут быть «но»? – Шеин начал хмуриться. – Если вам кажется, что вас не поняли и не слушают, – так сделайте, черт побери, чтобы вас выслушали и поняли. Да эти горе-бунтовщики, копатели старых жестянок – разве вы не знаете, кто они и что они? Черт побери, да чем вы занимались все это время?!

Генеральские щеки начали багроветь.

– Конечно, конечно, – торопливо закивал зам. – Всё известно, да.

– Тогда вопрос закрыт. Я хочу, чтобы данные обо всех этих идиотах были у вас – в картотеке, в компьютере, чтобы вы вели учет каждого их новобранца, следили за каждым их движением. Это вас затрудняет? Затрудняет?

– Нет, – ответил зам.

– Чудесно. – Генерал хлопнул ладонью по столу. – Что у нас по армии?

– Ничего по армии, – ответил второй зам. – До сих пор – никакой зацепки.

– А допросы?

– Пустили по экстренной. И ничего. Совсем. На резервные материала набрали выше крыши. Но в реале – пусто.

– И по Генштабу, и по командирам дивизий?

– Ничего.

Зам замолчал.

– У вас всё? – спросил генерал холодно.

– Нет, – вдруг осмелел зам. – Вы не боитесь, товарищ генерал, что вам нечем будет подавлять ваш комнатный бунт?

– Как изволите вас понимать?

– Шесть из семи армейских дивизий мы обезглавили. Самые боеспособные их части сейчас раскиданы по стране – техника на севере, солдаты на юге. И наоборот. Железные дороги запружены составами. Так и предусматривалось нашими планами. Но в результате мы теряем контроль над частями. Мы теперь даже не знаем, где кто. Связь с большей частью агентуры потеряна. А оставшиеся доносят: войска крайне недовольны. Слухи про лагерь под Городом ползут. Обрастают по пути подробностями. Массовое дезертирство, а офицеры смотрят сквозь пальцы. Дисциплина падает. Это уже не войска – неуправляемые банды. Самая боеспособная часть седьмой дивизии, контрактники – почти все в лагере. Чем вы собираетесь подавлять бунт?