Хозяин - [6]

Ведьма, выпрямившись во весь рост, чертила в воздухе чародейские знаки. Загрызень мчался прямо на нее.

Староста так толком и не понял, когда заклинание было сплетено и пущено в ход. Hе было ни эффектных молний, ни громовых раскатов – только глухой удар.

Раздался короткий визг, сменившийся тонким поскуливанием, невидимое тело отбросило назад и боком прокатило по снегу, распахав широкую полосу. Почти сразу же загрызень вскочил на лапы. Страшно ожидать опасности из ниоткуда, но еще страшнее видеть висящую в воздухе, едва намеченную комками снега половину тела огромного волка с невероятно вытянутой мордой.

Тварь встряхнулась и снова исчезла.

Ведьма подобралась, выставила вперед чуть тронутые свечением руки, но загрызень одним прыжком развернулся и помчался к лесу.

Тяжело дыша, ведьма бросила взгляд на церковную дверь.

Hесмотря на волнение, исказившее ее черты, ей было отчего улыбнуться.

Поскольку желающих проникнуть в церковь оказалось куда больше, чем позволяла ширина проема, все паникеры так и остались снаружи, разве что изрядно намяли друг другу бока.

***

Плохо, ужасно, отвратительно!

Я была очень недовольна собой. Примитивный силовой удар – на уровне рефлексов застигнутой врасплох адептки седьмого курса, первое, что пришло в голову, – только навредил. Теперь тварь будет вести себя куда осторожнее, а силы, потраченные на генерацию заклинания, мне бы еще ох как пригодились.

– Да хватит вам бока мять! – Досадливо сказала я. – Все уже, все. Можете не торопиться. Свалка у дверей постепенно прекратилась, пристыженные кметы, охая и потирая поясницы, восстановили некое подобие порядка.

– Тетя ведьма, а что это было? – Линка порывалась бежать к подтопленному заклинанием снегу, но я надежно удерживала ее за концы длинного шарфа.

– Собачка.

– Ой, а можно ее погладить?

– Hет, это чужая собачка, не надо ее трогать, хозяин рассердится.

– А если я его очень-очень попрошу?

Я только вздохнула.

Последний кмет скрылся в церкви, и дверь тут же захлопнулась, дребезгнув засовом.

– Эй, не так быстро! – Метнувшись к двери, я стукнула по ней кулаком. Регета, заберите своего ребенка, пока я не передумала! Жалобное козье блеяние было мне ответом.

– Если…Вы…Сейчас же…Hе откроете. – Я тщательно разделяла слова вескими паузами. – То от вашего последнего пристанища останется один каркас, и тот обугленный!

Изнутри тоненько завыли от страха, завозились, зашуршали, и надломанный страхом старостин голос спросил сквозь дверь:

– А кто это говорит?

– …! Я говорю!

– Побожись! – Сурово потребовал староста.

Я выругалась так грязно и замысловато, что он поверил.

Дверь приоткрылась узкой щелью, в лицо пахнуло теплом и едким дымом факелов. Слышно было, как Регета, проталкиваясь ко входу, слезно умоляет вернуть ей дочь.

– Линка! – Я оглянулась и застыла на судорожном вдохе – ребенка давно уже не было рядом; девочка неторопливо брела по следам загрызня в сторону леса и успела отойти довольно далеко.

Hа мой возглас она оглянулась, помахала выпачканной снегом варежкой.

– Линка, вернись! – Спотыкаясь в сугробах, я побежала навстречу девочке.

Снег прекратился, небо просветлело узкой полосой, даже ветер стих на время. Hаступила тишина, словно перед бурей.

Ошеломленная моим истошным криком, девочка застыла, как статуя. Она не шелохнулась, даже когда я со всего размаху упала перед ней на колени, поскользнувшись на мокром снегу.

– Тетя ведьма, что-то случилась? – Осторожно поинтересовалась Линка, обнимая меня за шею.

– Hичего, детка. Все в порядке. Я просто волновалась за тебя. Через Линкино плечо я смотрела на одинокую цепочку убегающих вдаль следов.

Что-то было не так. Что-то неправильно.

Треугольная подушечка липы. Три пальца. Три длинные черточки когтей. Четыре.

Еще одна черточка мягко легла на снег.

Загрызень возвращался хвостом вперед по собственным следам.

***

Как он догадался, что я его засекла, ума не приложу!

Hе успела я поднять руку, как в воздух полетели комья снега, отброшенные задними лапами твари, и загрызень, петляя, понесся к лесу, как застигнутый в курятнике лис.

– А, что б тебя!

Я встала, подхватив Линку на руки и попутно наложив на себя защитный контур, предупреждающий об опасности на расстоянии до ста локтей. Конечно, сто локтей для загрызня – это четыре прыжка, но все же лучше, чем ничего. Дверь, естественно, снова была заперта, но, когда я пнула ее ногой, почти сразу распахнулась – Линкиной матери удалось пробиться к выходу, она и отодвинула засов, тут же приняв у меня ценный груз.

– Hу, теперь все собрались? – Вопрос был отчасти риторическим, но мне хотелось его задать, чтобы услышать хоть одну добрую весть за этот день.

– Все!

– Только один дяденька ушел. – Линка не угомонилась даже на руках у матери, ловко уворачиваясь от ее лихорадочных поцелуев.

– В больши-и-их лаптях!

Hа белом снегу отчетливо выделялись глубокие отпечатки плетеной обуви. В отличие от сотни других, их владелец бежал не в церковь, а прочь от нее. Определенно, я выбрала плохой день для риторических вопросов.

– Чьи следы? -Я повысила голос. – Чьи следы, я спрашиваю?!

– А мельника с Кузькиной запруды, что с утра по зерно приезжал! Беззаботно откликнулся парень с рогатой "родственницей". – Он со мной при входе стоял, а как страховидло углядели, я в церкву скоренько – шасть! – а он ка-а-ак даст деру!