Хозяин города монстров - [92]

– Как женщина можешь, – пожал плечами мутант. – Как руководитель… как предводитель половины населения города, думаю, нет. Впрочем, не мне тебя судить. И ты бы пригнулась или подошла ко мне ближе, а то торчишь, как мишень.

– А я больше не боюсь.

– И с чего вдруг ты осмелела?

– С того, что вижу: настоящий предводитель – не я. Вот он, передо мной…

– Хватит! – резко оборвал ее Глеб. – Я делаю всё это не для того, чтобы выбиться в дамки! Сказать по-честному, я даже не Устюг защищаю.

– Сашку?.. – прищурилась Святая.

– Да, Сашу, мою жену. И мою неродившуюся дочь. А на всех меня просто не хватит.

Вдалеке затрещали выстрелы. А потом на проспект стали выбегать авдеевцы. Стреляли единицы, да и то редко, патронов больше не было. Как давно уже не было и стрел к арбалетам. Это бесполезное оружие многие повыкидывали, вооружившись палками и камнями, отчего, пыльные, черные от копоти, стали похожи на первобытных дикарей. Среди всех выделялась – с косой наперевес – грозная, непоколебимая в своей решимости идти до конца Степанида.

Глеб крикнул: «Огонь!», и храмовники стали стрелять. Лузяне и примкнувшие к ним деревенские мутанты падали, словно трава под косой. А Степаха, словно как раз потому, что и она держала в руках косу, оставалась невредимой, хоть и шла впереди.

И тут раздался крик Святой:

– Стойте!!! Прекратите стрелять!

Вряд ли из-за звуков стрельбы ее услышали многие. Но храмовница выбежала вдруг вперед и повернулась к своим, раскинув руки:

– Не стреляйте!

Стрельба понемногу затихла. Вполне возможно, еще и потому, что просто кончились патроны. А Святая, вскинув голову и не опуская рук, начала вещать:

– Не надо больше стрелять! Мы – люди, а не варвары. Видите, они уже не могут нам ответить. Так давайте же будем милосердными!

Глеб, услышав такое из уст матери, только хрюкнул. А Святая, развернувшись к замершим в смертном ожидании лузянам, простерла руки уже к ним:

– Всё кончено! Идите домой. Я вас прощаю!

– Ну, прямо Христос в юбке, – проворчал Глеб, но увидев, что мать двинулась к врагам, закричал: – Стой!..

Он бы всё равно не успел. Слишком уж быстро и решительно рванулась к Святой Степанида. Резкий взмах косой, ало блеснувшее в лучах закатного солнца, будто в предвкушении крови, лезвие…

Удар пришелся бы точно в шею. Как там очутился Денисов, Глеб просмотрел. Раскинувший руки Пистолетец будто вырос перед храмовницей, упал на нее спиной, толкая назад. Еще бы два-три сантиметра, но…

Кончик лезвия вошел ему в висок. На сей раз он спас Святую по-честному, не играя[28].

Эпилог

Из бывшего войска Кардана уцелели всего сто девяносто три человека, в том числе и Авдей, который после нелепой гибели предводителя номинально вроде бы стал «главнокомандующим». Но вот именно, что «номинально», именно, что «вроде бы», поскольку реально всеми командовала Степаха. Только в живых она, конечно, не осталась. Уже через пару мгновений после того, как ее коса пронзила голову Пистолетца, тело женщины оказалось нашпиговано свинцом.

Насчет того, что делать с пленными, спорили долго. Сменившая после покушения внезапную доброту на привычную жестокость Святая была за смертную казнь. Причем предлагала утопить вражескую когорту в полынье, чтобы не тратить на них не только патроны, которых и так практически не осталось, но даже веревки. К тому же это было бы проще и быстрей. Дед Мороз, которого тоже по настоянию Глеба позвали на совещание, высказался в духе прошлых идей Святой: простить, дескать, всех и отпустить домой с миром. Сам же Глеб был, разумеется, категорически против казни, но и отпускать пленных просто так ему казалось неправильным. Всё-таки не двадцать человек, а почти двести. Причем люди разные, и уж точно не все настолько раскаявшиеся и благородные, чтобы послушно отправиться по домам. К тому же до этого дома еще топать и топать. Слишком велик был по мнению Глеба риск, что большинство освобожденных пленников собьются в группы и начнут пакостить в Устюге – грабить, убивать… А скорее всего, основательно пополнят бандитскую группировку, с которой пока худо-бедно удавалось справляться. И теперь, с учетом собственных потерь и отсутствия патронов, такой прирост может оказаться критическим.

– И что же ты предлагаешь, нянчиться с ними? – процедила мать. – В няньки сам пойдешь или Сашу отправишь – пусть тренируется?

– Нет, – скрипнув зубами, с трудом удержался от колкости мутант. – Я предлагаю проводить их до дома.

Что интересно, эта идея пришла к нему только что, и за собой она потащила другую мысль, которую Глеб тут же отбросил как сумасбродную.

– Проводить? – даже привстала Святая. – Возьмем каждого за ручку и с песнями потопаем в Лузу? А запевалой, наверное, ты будешь? – И она пропела, весьма, между прочим, чисто и звонко:

Взвейтесь кострами, синие ночи!

Маме нагадить мне хочется очень!..[29]

Сумасбродная мысль Глеба теперь только окрепла. Но он снова ответил матери очень спокойно:

– Мне не хочется тебе гадить. Но и убивать людей мне тоже больше не хочется. Даже опосредованно, дав сейчас на это согласие. А проводить пленных – да, я готов. Но мне нужны будут человек десять сопровождающих. На всякий случай – вооруженных, пусть даже арбалетами.