Хозяин черных садов - [5]

и ты не смеешь на нее взглянуть, не смеешь посмотреть на остальных. Но ее глаза, Симон! Ее глаза…

Я прошу Рашель остановиться, так как ее манера говорить вызывает у меня головокружение. В итоге мы нисколько не продвинулись, мы не знаем ни профессии мужчины, ни обстоятельств, приведших их в эти края, которые молодежь давно покинула и где никогда ничего не происходит. В довершение всего они настояли на плате за молоко и яйца, и это свидетельствует о том, что они желают сохранить дистанцию.

Но время будет играть на меня. Он со своей ленью и всеми починками, которые его ожидают, не замедлит попросить меня о той или иной услуге.

Возвращаясь в ангар, чтобы закончить сварку, я замечаю ее, Анаис: она вытряхивает скатерть с крыльца. Я сдержанно киваю ей, и она мило отвечает мне дружеским жестом. Хвост из волос цвета соломы овевает ее затылок, и легкий ветерок играет подолом ее платья вокруг ног, белизна которых мучительной вспышкой оживляет в моей памяти эпизод с лужей.

Глава 4

Для летнего утра, нашего первого утра в Шанплере, было несколько прохладно на кухне, где мы собрались перед завтраком. Поль набрал старых щепок, валявшихся вокруг пристроек, и краткой вспышки огня хватило, чтобы стало теплее.

Мальчики сообщили, что они уже умылись до пояса ледяной водой. Подобным образом они были намерены поступать и впредь, даже в разгар зимы. Оживленный разговор завертелся вокруг нелепостей нашего былого комфорта. Поль заявил, что перегретая ванная нашей квартиры была причиной насморка, который мучил их каждый триместр. Морис добавил к этому многочисленную шерстяную одежду, которую я заставляла их надевать.

— От нее потеешь, — сказал он. — А когда холодно, потеть вредно.

Если их послушать, они будут жить голые, как индейцы племени сиу, пить ледяную воду, ходить босиком по снегу — и делать все это без малейшего намека на насморк. Пока же они жались к печке и пили обжигающий кофе из больших чашек.

Мы распределили работу на день: я поручила Полю разбирать ящики в доме и раскладывать их содержимое на кровати. Мориса я попросила собрать в глубине двора пустые коробки и оберточную бумагу, присматривая в то же время за сестрой. Кантен, подумала я, устанет меньше, если займется покупками: я составила ему список вещей первой необходимости, особенно настаивая на ловушках.

— Какие ловушки? — поинтересовался Поль.

— Возможно, на чердаке обитают две-три отощавшие крысы, — ответил ему Кантен. — Если это так, мы с ними справимся.

Морис попросил его объяснить принцип устройства ловушек и, когда понял, как они устроены, был до того возмущен жестокостью механизмов, что умолял оставить в покое несчастных грызунов.

В этот момент мы впервые услышали, как кто-то стучит в нашу дверь. Маленькая толстенькая женщина неуверенно вошла, неся с собой кувшинчик и корзинку, которые она тотчас же поставила на стол. Она представилась нашей ближайшей соседкой.

— Это та красивая ферма с красной черепицей? — спросил Кантен.

— О! Ваша гораздо красивее, особенно теперь, когда вы ее привели в порядок…

Ее волосы с проседью были собраны в толстую косу, которая доходила ей до пояса. Быстрым взглядом она осмотрела комнату.

— Я не хотела вас беспокоить, — сказала она. — Я просто пришла, чтобы угостить вас молоком и яйцами, потому что подумала, что, раз у вас дети, вам будет приятно. Ведь в первый день часто не бывает под рукой самого необходимого…

Мы поблагодарили ее и настояли на том, чтобы она выпила с нами чашечку кофе. Как только она расположилась за нашим столом, ее неуверенность испарилась, и она начала болтать громко и торопливо, перепрыгивая с пятого на десятое и обращаясь по очереди к каждому из нас, включая и малышку Иоланду, у которой эта болтовня вызывала приступы смеха. Мы узнали практически все об этой говорливой особе: ее возраст, вес, болезни, жизнь ее мужа, женитьбу Мишеля, ее единственного и обожаемого сына, на цветной, но образованной девице, которая, однако, подарила ей двух очаровательных внуков. Вверив нам свои откровенности, она ждала таких же с нашей стороны и задавала бесчисленное количество вопросов о нашей семье. Мы отвечали ей кратко, так как время шло, а у нас была обширная программа на день. Я почувствовала облегчение, когда госпожа Рашель направилась к двери. Кантен поблагодарил ее за внимание, но все же пожелал узнать цену молока и яиц.

— Можно сказать, жена индейца, — заключил Морис, когда она ушла.

— Почему не индианка?

— Нет! Индианка и жена индейца — это разные вещи.

— Дети мои, — сказал Кантен, — солнце уже высоко, и нам предстоит много дел.

Он поцеловал нас всех по очереди, как будто отправлялся в далекое плавание, взял ключи от машины и вышел во двор. Он был уже далеко, когда я сообразила, что он забыл список покупок.

Когда я вышла вытряхнуть скатерть после завтрака, я впервые увидела господина Симона, нашего соседа. Он был одет в просторную голубую спецовку и холщовую фуражку, на ногах у него были зеленые резиновые сапоги. Я махнула ему рукой, но он не увидел этого или сделал вид, что не видит. Возможно, мы все же обидели их своим настойчивым желанием заплатить за молоко и яйца, которые они нам так любезно принесли.