Хозяин Черного Замка и другие истории - [31]

К счастью для говорившего, я мало что поняла из сказанного, иначе он рисковал бы подвергнуться той же участи, что и его собеседник.

– Ну так что, будете стрелять или нет? – послышались выкрики из толпы.

– Послушайте – стрелять я умею, – жалобно простонал Чарли, – но ведь я попаду ему прямо в грудь. Это будет убийство – слышите? – настоящее убийство!

Никогда не забуду тот затравленный взгляд, что он бросил тогда на тех, которые громче других возмущались в толпе.

– Я целюсь прямо в него – вы меня хорошо слышите, Макинтош? – каким-то сдавленным голосом просипел Чарли, в третий раз занимая позицию и уперев приклад в плечо.

Наступила томительная пауза. Наконец из дула вырвалось пламя и раздался выстрел. И сразу же за ним грянул гром аплодисментов, подхваченный эхом, что разнесло их по всей долине до самых отдалённых деревень.

– Превосходно, юноша! Просто великолепно! – закричали сразу сотни голосов девонширских болельщиков, едва завидев взметнувшийся над укрытием маркёра белый диск. Это была победа.

– Отличный выстрел, сынок! Это стрелял Пиллар-младший из Тойнби-Холла. Качай его, друзья, снесём его домой на руках! Этот юноша сумел отстоять честь нашего Роуборо! Пошли, ребята. Вон он там, в траве.

– Осторожно, сержант Макинтош…

– Что такое? В чём дело?

Ужасная тишина воцарилась вдруг над толпой. Затем послышалось недоверчивое шептание, сменившееся словами сочувствия и уже затем совсем тихо:

– О боже! Только не пускайте её сюда! Бедняжка, какое несчастье постигло её…

И вновь наступила тишина, прерываемая лишь всхлипыванием женщин и короткими пронзительными криками отчаяния, вырывавшимися из груди у мужчин.

Дорогой читатель! Мой Чарли, красавец и смельчак, лежал бездыханным и уже похолодевшим на земле, всё ещё сжимая окоченевшими пальцами винтовку. Люди говорили мне тёплые слова сочувствия и утешения. Лейтенант Дейсби голосом, полным глубокой печали, умолял меня суметь превозмочь постигшее нас горе, пережить боль невосполнимой утраты. Я почувствовала прикосновение его руки, когда он пытался очень деликатно отвести меня в сторону от тела бедного Чарли.

Это было последнее из того, что я помню. А дальше – ничего: один сплошной провал в памяти. До того самого дня, как я пришла в себя, лёжа на кровати в комнате для больных в Тойнби-Холле. Мне сказали, что я выздоравливаю и что три недели с того самого ужасного дня я была в бреду, находясь между жизнью и смертью.

Не сохранилось ли у меня ещё каких-либо воспоминаний? Иногда мне кажется, что есть ещё одно. Будто был просвет в моём бредовом состоянии, и я на какое-то время пришла в себя. Как в тумане я вижу свою добрую женщину-сиделку. Вот она выходит из комнаты. И тут в неприкрытом окне появляется узкое бескровное лицо, и я словно слышу голос:

– С твоим красавчиком-женихом я свёл счёты, теперь настал твой черёд!

Голос кажется мне знакомым. Я уже слышала его прежде. Возможно, это было всего лишь сном?

«И это всё?» – спросите вы. Разве этого достаточно для того, чтобы какая-то истеричная дама могла позволить себе преследовать вполне безобидного учёного со страниц газет? Как можно на основании разного рода весьма поверхностных наблюдений и субъективных ощущений делать довольно-таки серьёзные выводы, намекая на совершение столь чудовищных по своей природе преступлений?

На это я могу ответить только одно: окажись я на мосту, по одну сторону которого находился бы Октавиус Гастер, а по другую – самый свирепый из хищников, что бродят по джунглям Индии, я без колебаний выбрала бы общество дикого зверя. Теперь моя жизнь разбита и утратила всякий смысл. Мне стало совершенно безразлично, как я закончу свои дни. В то же время хочу обратиться ко всем, кто прочитал моё послание: если моё предупреждение поможет предостеречь благородное общество от этого человека, уберечь достойных людей от его пагубного влияния, я буду считать, что мои труды были не напрасны…»

* * *

Не прошло и двух недель с того дня, как было дописано это повествование, – и Лотти Андервуд бесследно исчезла. Все поиски пропавшей оказались безуспешными. Вокзальный посыльный сообщил, правда, что видел, как некая юная леди схожей наружности входила в вагон первого класса в сопровождении высокого худого господина. В то же время совершенно нелепым выглядит предположение, будто мисс Андервуд могла позволить кому-либо увезти себя после понесённой ею невосполнимой утраты, не сказав притом ни слова своей матери. Тем не менее именно таково мнение полиции, и сыщики направлены по этому следу.

1894 г.

Как губернатор Сент-Китта вернулся на родину

Когда ожесточённая война за испанское наследство закончилась Утрехтским миром, множество владельцев судов, которых нанимали сражающиеся стороны, оказались не у дел. Часть из них вступила на более мирный, но гораздо менее доходный путь обычной торговли, другие примкнули к рыболовным флотилиям, а некоторые отчаянные головы подняли на бизань-мачте «Весёлого Роджера» и объявили на свой страх и риск войну против всего человечества.

С разношёрстной командой, набранной из представителей всех национальностей, они бороздили моря, укрываясь время от времени в какой-нибудь уединённой бухте для кренгования или бросая якорь в отдалённом порту, чтобы закатить там попойку, ослепив жителей своей расточительностью и нагнав на них ужас своей жестокостью.