Хозяин Черного Замка и другие истории - [288]

Я же всё пытался отвлечь друга от печальных мыслей, пытался разнообразить его впечатления: мы облазили все живописные уголки в горах Шотландии и всё восточное побережье. Однажды нас занесло на остров Мей, что отделяет Ферт-оф-Форт от моря. Туристский сезон ещё не начался, на острове, голом и пустынном, оставались лишь смотритель маяка да несколько бедных рыбацких семей; рыбаки пробавлялись жалким уловом, который приносили сети, и ловили на мясо бакланов и прочих морских птиц.

Это унылое место буквально заворожило Каулза, и мы недели на две сняли комнатёнку в рыбацкой хижине. Я сразу заскучал, зато на моего друга одиночество явно оказывало благотворное действие. Отступила постоянная ныне насторожённость, он ожил, стал слегка походить на себя прежнего. Целыми днями бродил по острову, взбирался на вершины громадных прибрежных утёсов и смотрел на зелёные валы: как накатываются с рёвом, как разбиваются на тысячи брызг у его ног.

Однажды вечером, на третий или четвёртый день нашего пребывания на острове, мы с Баррингтоном Каулзом вышли перед сном подышать – комната наша была мала, к тому же чадила лампа, и духота стояла одуряющая. Тот вечер мне запомнился до мельчайших подробностей. Надвигался шторм, с северо-запада гнало чёрные тучи, они то скрывали луну, то расступались, и она снова струила бледный свет на изрытую непогодой землю и беспокойное море.

Мы беседовали в трёх шагах от дома; казалось, к Каулзу возвращается прежняя жизнерадостность. Но не успел я подумать, что друг мой наконец оправился от болезни, как он вдруг вскрикнул испуганно и резко, и на лице его, освещённом луной, отразился неизъяснимый ужас. Глаза неотрывно глядели на что-то невидимое, оно явно приближалось, и Каулз указал длинным дрожащим пальцем:

– Смотри! Это она! Она! Видишь, там, на склоне?!

Он ухватил меня за запястье.

– Видишь? Вон же она, идёт прямо к нам!

– Кто?! – Я отчаянно вглядывался в темноту.

– Она… Кейт! Кейт Норткотт! – выкрикнул он. – Она пришла, пришла за мной! Не отпускай меня, друг! Держи меня крепче!

– Да будет тебе, старина, – сказал я бодро, хлопнув Каулза по плечу. – Очнись! Бояться нечего, тебе померещилось.

– Ушла… – Он с облегчением вздохнул. – Ах, нет, вон же она, всё ближе, ближе!.. Грозилась ведь, что придёт за мной. Она сдержала слово.

– Пойдём-ка в дом, – сказал я, взяв его за холодную, как лёд, руку.

– Я так и знал! – закричал он. – Вот она, совсем близко, машет, зовёт меня… Это знак. Я должен идти. Я иду, Кейт! Иду…

Я вцепился в него обеими руками, но Каулз стряхнул меня, точно букашку, и ринулся в темноту. Я поспешил следом, умоляя Каулза остановиться, но он бежал всё быстрее. Меж туч проглянула луна, и я увидел его тёмный силуэт: мой друг бежал прямо, никуда не сворачивая, точно стремясь к невидимой цели. А вдали – если только это не игра воображения – я различил в неверном свете призрачное нечто, оно ускользало от Каулза и манило его за собой всё вперёд и вперёд. Вот силуэт Каулза явственно отпечатался на фоне неба, он застыл на миг на вершине холма и – сгинул. Больше Баррингтона Каулза не видели на этом свете.

Мы с рыбаками прочёсывали остров ночь напролёт, облазили все гроты и бухточки, но мой бедный друг как сквозь землю провалился. Убежал он в сторону острых прибрежных утёсов, круто обрывающихся к морю. Земля тут на самом краю осыпалась, сбитая, похоже, ногой человека. Мы подползли к обрыву и, свесив фонари, заглянули вниз, в двухсотфутовую пропасть с бурлящей на дне пеной. И оттуда вдруг, сквозь рёв шторма и вой ветра, до нас донёсся дикий, безумный звук. Рыбаки, народ суеверный, божились, что это женский смех. Сам я думаю, что кричала какая-нибудь морская птица, вспугнутая с гнезда светом фонарей. Так или иначе, звук был ужасен – не приведи бог услышать такое снова…

Моя печальная повесть подошла к концу. Говорить о смерти Баррингтона Каулза мне безмерно тяжело, но я тем не менее постарался описать эту смерть и всё, что ей предшествовало, с максимальной достоверностью и точностью. Уверен, что многие не найдут в моей истории ничего примечательного. Вот, скажем, вполне прозаическая заметка, опубликованная в газете «Шотландец» через день после трагедии:

ПЕЧАЛЬНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ НА ОСТРОВЕ МЕЙ

Остров Мей стал свидетелем весьма печального происшествия. В этом отдалённом уголке поправлял здоровье мистер Джон Баррингтон Каулз. Он был широко известен в университетских кругах как один из наиболее талантливых студентов, обладатель приза Нила Арнота за успехи на поприще физики. Позапрошлой ночью мистер Каулз неожиданно оставил своего друга, мистера Роберта Армитеджа, и скрылся. С тех пор о нём ничего не известно. Предполагают, что он сорвался в море с прибрежных скал. Сомнений в этом, увы, почти нет. В последнее время мистер Каулз не отличался крепким здоровьем, здесь сыграли свою роль и переутомление, и семейные волнения. Ранняя смерть унесла одного из самых многообещающих студентов нашего университета.

Мне же добавить больше нечего. Камень с души моей сброшен: теперь вы знаете всё, что прежде знал только я. И вряд ли кто – по зрелом размышлении – отважится обвинить мисс Норткотт в смерти Баррингтона Каулза. Если человек от природы впечатлителен, если он, жестоко разочарованный, в конце концов кончает жизнь самоубийством, нет никаких оснований обвинять в его смерти любимую им девушку. Так скажут многие, и переубеждать их я не стану. Но я эту женщину обвиняю. Именно она убила Уильяма Прескотта, Арчибальда Ривза и Джона Баррингтона Каулза. Я в этом уверен абсолютно – как если бы видел, что она всаживает каждому острый кинжал прямо в сердце.